Новочеркасск – столица Казачества. И нехуй тут уточнять, какого именно. Казачество – оно одно, Донское. Единое и неделимое. Ходят, правда, непроверенные слухи, что существуют некие кубанские казаки, но это пиздёж. Есть дикое племя хохлоговоряших уебанцев в черкесках, правильно именуемых: кугуты. Уральские казаки, забайкальские… Тьфу, блядь! Смеюсь и плачу. Ещё про биробиджанских казаков расскажите.
Так вот, выполняя свои столичные функции, Новочеркасск время от времени становится местом проведения курултая, известного ещё, как Большой Казачий Круг. В этом году Круг состоялся летом. А хули? Помитингуют, "Любо!" покричат – и на Дон-батюшку. Свинину с водкой жрать. Это у них – первое дело. "Любо!" – и еблысь стакан. А потом опять: "Любо!" – и еблысь уже из горла, за Веру, Царя и Отечество. Самая правильная общественная организация, я так думаю. Потом местные возвращаются в город и расползаются по своим ебеням, то есть, тьфу, по куреням. Красиво так. Средь затопившей улицы растительной зелени тут и там мелькают золотые погоны и красные лампасы. У некоторых, правда, не хватает цехинов на правильные штаны. В таком случае у знакомых или родственников отныкиваются милицейские брюки. Тем тоже красные лампасы, только узенькие. Представьте картину – синий китель, белый аксельбант, спижженый у соседского балбеса-дембеля, золотые лейтенантские погоны Советской Армии, фуражка с деникинской кокардой, а снизу ментовские шаровары второго срока и глаженные утюгом кирзовые сапоги. Обязательно - портупея с полевым планшетом, шашка, как правило, отсутствует. Ибо дорого. Из этого реквизита пялит зенки добродушная пьяная харя в седоватой щетине. Из под фуражки на лоб сползают три чахлые волосины, олицетворяющие собой лихой ГришкоМелеховский чуб. Красиво? Красиво!
Именно такой организм повстречался мне на трамвайной остановке. Харя его излучала добродушие и христианскую любовь к окружающим. Казак напевал какую-то жизнерадостную походную песню. Типа:
Не виноватая я, не виноватая я!
Что не могу я без любви любить женатого я!
Минут через пять тщетного ожидания транспорта, мысли-скакуны есаула сделали поворот "все вдруг". Выражение хари радикально изменилось, бровушки насупились. Обведя мутным взглядом скопившуюся на остановке публику, казак со злой слезой в голосе произнёс подкупающую новизной сентенцию:
- Продали Россию!
Мне стало любопытно, я подошёл поближе, угостил мужика сигареткой.
- Кто ж продал-то?
- Кто, блядь-нахуй, жыды нахуй-блядь! Спрашивает ещё, блядь.
- А кому продали? – я продолжал уточнять схему этой транзакции. Казак посмотрел на меня, как на ебанутого.
- Так жыдам же, блядь, и продали!
- А вы, казаки, куда ж смотрели? – подключилась к дискуссии интеллигентного вида дама, почему-то с тяпкой.
- А хуля мы? Хуля мы? У нас полвина – алкаши, как я. – горестно признался воин.
- А остальная половина? – не унималась тётка.
- А остальные все – ЖЫДЫ, БЛЯДЬ!!! – казак в сердцах выплюнул мою сигарету и потопал прочь пешим порядком, так как жыды, видимо не побрезговали разворовать и трамвайное хозяйство. Я смотрел ему вслед, и что-то ни к селу, ни к городу вспомнилось:
Я знаю, город будет,
Я знаю, саду – цвесть,
Когда такие люди
В стране Советской есть!
Мочканём! 9.12.2005.