Рассказы Ван Нордена

Слова! Слова! Слова!
Ван Норден ликовал. Текст шёл сам по себе.
«-Я рад, что в моей жизни есть такая женщина как ты.
-А я рада, что в моей жизни есть кораблики на которых можно поплавать. И это - чистая правда»
Уже десять лет эта женщина была его путеводителем по самым тёмным закоулкам сознания. Она пообещала ему, что он будет знаменитым, кинула пару десятков идей, которые он, впоследствии, без зазрения совести выдал за собственные, женила его не на себе и с удовольствием принимала на своих днях рождения.

Любимым его занятием в последнее время было полежать неделю-другую в санатории с усиленным питанием, слушая радио исключительно в AM-диапазоне и выписывая в толстую тетрадку истории отдыхающих.


Записка

Представляешь, он оставил мне записку. В писде. Я ебу Её, а чувствую бумагу, и настойчивый голосочек в голове повторяет «Динь-динь-динь – Вам письмо!».
Вынимаю, читаю, а там шифровка какая-то – хаотичный набор букв и цифр. Пришлось вспомнить, чему обучался на курсах юного следопыта.

Вот что по-настоящему нелегко давалось в детстве:
слежка за родственниками и близкими;
прослушивание на параллельном телефоне разговоров старшей сестры;
перевод стрелок – единственное, что из этого пригодилось в дальнейшем. Моя никчёмная жизнь взрослого человека и была похожа на одинокую стрелку под каким-нибудь периферийным  городом в котором стрелка переводится так редко, но когда выпадает подобный случай, всё происходит идеально…

Итак, я возвращаюсь к шифру. С первого взгляда я разглядел простую комбинацию в обратном коде с весами по модулю три. Как говорил незабвенный наставник-следопыт: «Прежде чем перейти непосредственно к самому коду, положи рядом с шифровкой любовную записку и поиграй в расхожий ребус с рабочим названием «Найди десять отличий».
Я долго не мог подойти непосредственно к расшифровке, поскольку ассоциация, связанная с женской любовной запиской, разбудила во мне, казалось, уснувшую навсегда фобию матриархата. С юных пор отец твердил мне о возможном повороте истории в сторону женской логики. Отец любил повторять одну и ту же фразу: «Ленин завещал потомкам не допустить Сталина к власти - я же завещаю тебе – единственному сыну всеми правдами и неправдами насколько хватит сил, не дай продвинуться женщине хотя бы на пол ступеньки вверх по карьерной лестнице»

Я чувствую – маячит ключ к расшифровке где-то рядом. Улавливаю хаотичные колебания неуравновешенной женской душевной организации. При всей непредсказуемости женщины пользуются определённым набором цифр. В памяти всплывают яркие образы шаблонных картинок на которых был зашифрован набор цифр чаще всего используемых женским полом…

Как же я раньше не заметил контуры, которые создают интервал между символами!
До этого я говорил о боязни женской непредсказуемости, но в одном они едины.
И ты присмотрись! Что видишь?
Если мешает чёткая фокусировка зрения – расфокусируй его!
Ну?
Вот то-то и оно – сердечко на сердечке, а ключ к расшифровке на их пересечении.

Текст записки приводить здесь бесполезно, поскольку он переполнен ненужной информацией и бессмысленными вопросами. По-сути, главенствующую роль в этой шифровке играют только эти два сердечка – спонтанный жест кодера с неуравновешенной психикой.



Клоун

Я всегда прислушивался к мнению мамы, а её заявление, что нет в жизни ничего более жалкого, чем стареющий клоун, я принял особенно близко к сердцу. Сначала неосознанно.

Взросление каждого происходит по-разному. Лично я, только к тридцати годам, понял кто я по жизни. А по жизни я – клоун – реально рыжий ковёрный. Сносно освоив большинство гуманитарных наук, минуя точные, с отрочества метался от одной области искусства к другой. Я лучше, чем Онегин научился разглагольствовать о том чего не знаю, лучше, чем Ромео и Джульетта научился любить, при этом оставаясь абсолютным девственником. Это на арене я рыжий, а в повседневной жизни я застенчивый симпатичный человек, по натуре честный однолюб, поскольку не практиковался даже в онанизме. Но только до двадцати шести. Дальше в истории страны поменялись приоритеты, а у меня, с потерей девственности, поменялся взгляд на жизнь.

Всё ещё находясь под давлением долго тяготившего меня одиночества, я заметил, что шкала моего чувства юмора сдвинулась в сторону юмора чёрного. Резко-возникшее множество проблем с женским полом сформулировало мою клоунскую концепцию. Следуя веянию времени, я до абсурда развил хрестоматийные каноны этого жанра. Вспомнить хотя бы тот номер с радиоуправляемым автоматом Калашникова под куполом цирка.
Питер пищал!!! Москва трещала!!!

Именно в длительных гастрольных поездках родилось большинство, теперь уже считающихся классическими, реприз. Репризы с политическим подтекстом чаще всего придумывались где-нибудь на периферии. А в одном из закоулков страны, одна, на ходу придуманная реприза, круто изменила всю мою жизнь.

Вообще это нелёгкая задача для клоуна над вечной мерзлотой, но только не для меня. Мой номер назывался «Добро пожаловать в густой чернозём!», где я, в гибельном месте вечной мерзлоты выделываю всякие нелепые коленца, периодически пытаясь копнуть эту самую мерзлоту штыковой лопатой. До сих пор храню газетную вырезку с передовицы, где была опубликована статья под названием «Тема стройбата так же вечна, как мерзлота». Правда в ней писалось совсем не о той моей печально известной гастроли, но там была большая фотография, где я пытаюсь докопаться до истины в вечной мерзлоте. Дурацкая фуражка и штыковая лопата – мой светлый образ навсегда.

Я всю жизнь хотел смешить только детей, поскольку всегда помнил то детское состояние радости. Чистое и искреннее. Есть такое избитое выражение «ирония судьбы». Именно к тридцати годам, став клоуном, я понял, что являюсь представителем той самой судьбы, по иронии которой, я стал культовой личностью в среде различного рода маргиналов, особенно – панков. Детям я хотел показать изнанку жизни, единственным приемлемым для них способом – чёрным юмором. А какую изнанку я мог показать маргиналам и декадентам разного толка? Перефразирую строчку известной песни Машнина:
«Да, они тоже дети, - я знаю»

И эти дети показали мне мою сущность. К тридцати годам, став клоуном, пережив судьбоносную иронию, я понял…
Так! – Подождите! Главное в моей истории та самая печальная гастроль. Следует заметить, что печальной эта гастроль была лишь для меня. События, произошедшие там, до сих пор многие вспоминают с гомерическим хохотом, а ненавистные мне клоуноведы считают то выступление лучшим. Чего я только не понял к своим тридцати годам…
А не понял я к своим тридцати годам главного для себя, - что в вечной мерзлоте нет истины.



Андрей Гон и Ученик

-Можно глупый вопрос, Учитель?

-Задавай любой вопрос. Потому что любой твой вопрос окажется глупым.

-Да учитель, но ведь каждый мой вопрос умный, не правда ли?

-Правда. Потому что ты считаешь себя умным, а я считаю умным себя, но я – Учитель, а ты – Ученик. Это существенный перевес в мою сторону.

-Ещё один вопрос, Учитель.

-Тогда давай определимся сразу – это будет ночь вопросов. Задавай вопрос.

-Существует ли вопрос вопросов?

-Да. Предупреждаю твой вопрос. Ответ ответов тоже существует, но ты его не получишь.

-А можно я задам Вам вопрос вопросов?

-Конечно. Задавай.

-Что такое вопрос?

-Вопрос – это вопрос, если ты ожидал услышать именно этот ответ.

-А разве Вы не говорили, что ответа ответов я не в силах получить?

-А я тебе отвечу встречным вопросом. Ты задал вопрос вопросов?

-Я попробовал один из вариантов.

-С моей стороны ещё один вопрос. Ты собираешься методом тыка узнать вопрос вопросов?

-Нет, Учитель, - настало утро. Я удаляюсь думать дальше.

(отрывок I здесь)