Чем больше возраст, тем больше чувство скованности. Возраст накладывает ограничения и на поведение и на мысли. И это вовсе не значит, что ты будешь поступать более здраво. Чем старше ты становишься, тем глубже проникают в тебя мнимые законы морали, ненужная ответственность, глупое послушание. Когда ты ребенок, ты можешь себе позволить многое, оставаясь на грани разумности. И, тем не менее, не будешь слышать ни упреков, ни прочей хуйни, которую льет нам в уши наше окружение.

Когда я был маленьким, я чаще гулял. Мы с друзьями не стремились тусоваться в одном и том же месте. Мы бродил, болтали, бесились. Раз, проходя мимо одного дома, кто-то из нас огреб в череп картофелиной. Это с балкона третьего этажа некий дебиленыш кидался ими в прохожих. Может быть, голоса в его голове заставляли делать это, а может, он просто ненавидел сей корнеплод. Тем не менее, ситуация была более чем сюрреалистичная. Мы подобрали картофелины и камни и нахуй разъебали ему стекла на балконе, а так же несколько ближайших окон. Надо было слышать его вой. А мы, довольные, резво съебались.

Мы часто играли на улицах. В войнушку, в футбол… Не сидели дома, в общем. Кидались друг в друга камнями. Не мелкой щебенкой, а довольно-таки крупными булыжниками. Натуральный идиотизм. Но особенно интересно было кидать камнями в пьяных. Они ругались, неуверенно бегали за нами. Слово «гандон» я узнал, когда оно было адресовано мне – я попал очередному алконавту в голову кирпичом. Мы вообще узнали мат довольно рано – так часто нас ругали люди.

В детстве мы все были пироманьяками. Жгли марганцовку, делали порох. Разрывали хлопушки и доставали оттуда непосредственно хлопающую хуйню. Потом залепляли ее в пластилин. Эта конструкция прилипала к одежде и одновременно от удара взрывалась. Мы все ходили в обгоревшей и дырявой школьной форме. Мы взрывали карбид. Мы жгли магний. Наши карманы были в клочья разорваны от китайских петард и негаснущих охотничьих спичек. Мы закоптили все парадные и школу дымовухами из селитры.

Мы выдумывали, изобретали и страдали хуйней. Мы сделали мини-рогатку, которая стреляла скобами из проволоки. Мы придумали спичкострел. Нас било током чаще, чем били старшие. Мы находили у родителей гандоны и надували их в школе. Оставляли их в рекреации, прилипшими к потолку. Завуч, тупая жирная сука, орала на нас, «дебилов и извращенцев», а потом ей в спину плевали из трубочки жеваной бумагой. И нас оставляли без обеда. Нам было похуй – мы шли в столовку и брали кефир с булочками. Они были нашим, мы их забирали без зазрений совести.

Мы не смотрели телевизор – там было нехуй смотреть. Видеомагнитофоны еще были редкостью, а в кино по полгода показывали Кинг-Конга. Мы читали. Сначала мы прочитывали книги своих родителей, потом записывались в библиотеки. Мы читали все подряд. Опережали школьную программу на годы. Мы хорошо учились и, кое-кто, оканчивал школу с золотой медалью.

С разбитыми коленками и головами, со слабым понятием о морали мы добивались почти всего, чего хотели. Выживали и вырастали без геморроев и дисторофии. Без хруста в коленях в 18 лет. Без таблеток, чтоб заснуть. И мы последние, кто так провел свое детство. А нахуя тогда быть ребенком, если жить не так?