Находясь толи в политической оппозиции, толи в старческом маразме, дед называл всех кабанов Борисками. Раз в год он писал из Ростова письмо моему отцу и неизменно заканчивал его словами: «Бориска-то наш совсем разжирел и мы Леной его зарезали». Лена - это его вторая жена. Следом за письмом шла посылка с особо вкусной частью Бориски - сало, самодельная колбаса или балык. Я, признаться, нередко охуевал с дедовского параноидального постоянства: иметь пять кабанов и всех звать Борисками... Быть может, именно эта последняя фраза вносила в душу его покой и терпимость.

Последнее время дед долго не писал. Наконец письмо пришло, но заканчивалось оно словами «Хрюша-то наш совсем разжирел и мы Леной его зарезали». Отца тут же стало охуенно беспокоить душевное самочувствие деда и он, не медля, позвонил в Ростов. Трубку взяла дедова жена. На очевидный вопрос: «Почему Хрюша?», она ответила, что дед каким-то хуем одержал победу в выборах в районную администрацию и теперь всячески проявляет лояльность к существующей власти.

В свое время дед купил дом в станице под Ростовом. Деревня - пять домов. Правда есть одна достопримечательность - приезжали итальянцы снимать «Тихий Дон». Благодаря бутафорским домам, деревенька выросла до размеров маленького провинциального городка начала века. С соответствующей архитектурой. После того, как итальянцы уехали, во всех фанерных усадьбах исчезли ручки и стекла. Пару домов сразу разобрали. Пиздили все и всё, поэтому на некоторых полусгнивших и раздроченых деревенских домах красовались элементы провинциального классицизма в виде резных пенопластовых перил и фанерных ставень. Просто пиздец, какие любители прекрасного эти селяне. Мы с отцом, правда тоже не удержались и на вторую ночь нашего пребывания в стонице, спиздили крыльцо от барской усадьбы. А то у деда совсем прогнило.

Но самое интересное не это. Дом в деревне был куплен дедом в начале 90-х, когда еще по всюду произвол считался нормой. Позже, дом отобрали, так как оказалось, что это памятник архитектуры хуй знает какого века и жил в нем до деда какой-то охуенно знаменитый и богатый человек. Впрочем, дед это и сам знал. В первую же зиму ему нечем стало топить печь и он полез на чердак. Между крышей и балками он нашел огромное количество дореволюционных денег. Говорит, что 2 ведра. И он их сжег. Сжег 2 ведра денег. 2 ведра денег он сжег. Простите, до сих пор немного колбасит, оттого, что любимый дедушка сжег белый ролс-ройс, домик у красного моря и вертолет с личной охраной. Когда мы с отцом приехали его навещать в деревню, по участку ветер носил печальные обожженные со всех сторон червонцы. Штук пять. Мы с батей ебанули пива и сожгли их - хотелось посмотреть, что же видел дед, когда горело нихуевое состояние. Еб твою мать, дедушка!

В свое время, пока дед жил в Ленинграде, была куплена дача. После развода с бабкой осталась целая куча, которая хранилась на чердаке в пыльных коробках. В детстве я никогда не лазил в них. Не помню почему: может, запрещали, может, не интересно было. А тут залез. Среди инструментов, коллекции журналов «Крокодил» за 1968-1972 года, я нашел три фигурки из согнутых пополам пивных пробок - рак, бабочка и лошадь. Черная и красная краска уже кое-где облупилась, но эти фигурки мне чем-то понравились, и спросил разрешения забрать их себе.

Фигруки я чуть подкрасил и повесил в комнате. Я смотрел на этот незамысловатый арт, ничем не напоминающий то, что мог бы сделать мой дед. Через пару недель в гости зашел мой бывший одноклассник - сейчас держит нихуевенкую галерейку где-то на Васильевском острове. Я налил ему перцовки и отрезал уже покупного Хрюшиного сала. Галерейщик заметил фигурки и заныл, подай да продай. «Понимаешь, Федор», - говорит - «эту хуету винтажную можно прямо сейчас за нихуевые бабки продать. Упустишь момент и эти поделки уже никому ни в хуй не вопьются». На днях он должен был съебацца куда-то в Чехию и я, попросив привезти мне темного Kozel, обещал подумать. Еще через неделю он приперся с двумя ящиками пива. Мы засели в комнате и основательно нажрались. Фигурки… В конце концов, я отдал ему эти фигурки, а он пообещал принести деньги.

Все лето его не было и о фигурках я думать забыл. Не такая уж это вещь, о которой стоило горевать. Да и на то, что галерейщик меня наебал мне было откровенно похуй. Но буквально на прошлой неделе в дверь позвонили. Глерейщик прошел и протянул мне пухлый конверт: «Вот, пять косарей твои». Я было подумал рублей, но оказалось - баксов. Охуенно, правда? Оказалось он втюхал фигурки какому-то Европейскому музею под видом народного творчества. Мы с ним немного выпили, и он ушел. А я подумал, что не такое уж хуевое наследство оставил мне дед и решил позже еще покопаться в ящиках. Эх, еб же ж твою мать, дедушка, еб твою мать!