Это очень печальная история. И произошла она года три или четыре назад, я уже не помню, да и не хочу помнить. Как вы уже догадались, я личность творческая и постоянно нахожусь в поиске. Поиск – это очень пространное в моём представлении понятие. Варьируется оно от поиска рубля в кармане до поиска единственной в мире пелотки, предназначенной судьбою для меня. Ну и я, канешно же, для неё подхожу по всем критериям и её не ебёт, что я раскидываю свои носки по дому, порою часами втыкаю в кампутер и ночью закидываю ноги и руки при этом аццки громко храпя.  


«А чего я ищу?», - спросил я себя однажды. И с большим напрягом сформулировал свой себе ответ в неясной и туманной форме: «Да хуй его знает… я не ебу». После этого я крепко задумался, но ответа до сих пор так и не нашол.


Был в моей жизни такой момент, когда я сидел на перилах балкона с бутылкой пива «Бабруйский Солод», созерцал интенсивна срущих галубей, мечтал о прекрасном с триццатиметровой высоты и с интересом плевал вниз, параллельно подмечая, что чем больше объйом слюней, тем быстрее они летят. Я мимоходом вспомнил свой вес, поперхнулся хмельным напитком и, сделав нехитрые расчёты, плавно сменил балконную дислокацию на комнатное кресло, ну, так, - навсякслуч.  


Дзз-зыы-ыы-ынньь, дрррр-рры-ыы-ы-ыннн-нь!!!– тилифон вдруг, сцука, зазвонил, завыл, как пожарная серена. И сразу думки понеслись в башке: «А!? что, чёзанахбля!? где горит?! куда съёбывать!?!». И-исп-пуг-г-галса я немнога, даже менуты две заикался. Кто не знает, раньше были такие агрегаты с циферблатом, в котором постоянно застревали пальтсы, весом как йобаный утюг и с препротивнейшим звонком, от которого ушам наступал песдец, плюс он имел тяжолую, как гантелю, трубку. И вот моя мини-АТС с барабаном в жопе, сущиствававшыя со вримён, наверное, батьки Махно, зазвонила.


- Здарова! – сказал я.
- Здарова песда у каровы, «здрасьте» надо говорить.
- Ты ещё поучи дедушку кашлять…
- Лана, давай зайду, маза есть.
- Валяй.


Звонил Антон, мой старый кореш, с которым чуть ли не в один подгузник ссали. Он тоже ниибацца поисковик творческого склада личности, музыкант, одним словом. …Антоха пришол быстро – через два часа. По пути ко мне этот загадочный дистрофан где-то проебал свой мобильник, хотя мне до сих пор удивителен этот факт, так как его трубка весила пачти столька же, сколька и он сам, паэтаму его утрату нельзя было не заметить. Худой был - ну просто пиздец. Когда мне хателось чихнуть, я даже отходил падальше – а то мало ли бля, куда его апчихом снесёт, отвечать потом, за что и чем отпиздил ни в чом не павинного Антошу.


    Антохер принёс диск. Обычную болванку. Лучше бы и не принасил, чорт лахматый. На диске была одна единственная инсталляшка проги, в которой пишут музыку моцарты всякие. Про себя я потом звал прогу просто Лупся (кто не ф теме – Fruity Loops). Антоха показал всю хуйню, куда и зачем жать, чо там можно и не можно, прадеманстрировал свои нетленные творения, похожые на песенку пра кузнечека: «В траве сидел кузнечег, не думал ниачом, - его захавал жабо с прыщавым ебачом…». Паржали, канешна, нехуёво над его симфониями и он потом куда-то съебался. Тут всё и началось…
    

Вечером я сидел и хуярился в танчеки на яибу какой древней приставке денди. Культовая игра беспесды. Как щас помню – фся семья такой хуйней пириадически страдала по вечерам, чуть не дрались. Джойстеки регулярно отъезжали нахуй, ну патамушто не приспособлены были для такой агрисивной игры. Сижу, играю и тут вдрук меня всё эти лопатки, звёздачки, каски, кораблики, пестики и орлы жутко падзаебали. Я ушол к сибе в комнату и врубил свой первый кампутер – первый пенёк с ахуенным каличиством аперативной памяти – 32 метра. Лет шесть, штоп не спизднуть, я его юзал. Менут через семь он загрузилса и я решил повнимательней изучить антоновский ништячок. А я ещё толька-толька на гитаре научился играть и решил параллельна заибенить нехуйовые аранжировки на свои падрастковые сопли.


Красивенько всё так, строго, функционально – мне прога понравилась как толька я зажог на кловеотуре медляком «донтспик». «Непесдеть» переводица, если кто языком не владеит. Начал музицировать, соченять всякие каверы в хэппи хардкор – стайл…, затянуло короче. Песенки получались так себе – хуйня на постном масле, но всё-таки чучуть грели, как толькашто полученная зряплата. Так прошло два года…


Я пошёл в институт. Хотя нет, тачнее будет сказать – я всё время пачимута праскакивал мимо нево. А мимо - это к ларьку с пивом, у катораго зависали маи аднакурснеки, - будущие прафисианальные лингвисты. Вопщем забивал страшно. И тут случилось то, чего я совершенно не ажидал, - случилась хуйня, которую я всё-таки ждал, каюсь, как манны небесной и потом почти возненавидел всем своим существом - пацаны, я влюбилса.


Она сидела в кафе, и трещала с одним кексом на какую-то тему. Я подсел и пачимута первый раз в жызни ащутил сибя пеньком. Никада не робел, а тут на тебе – как школьнек, блять, засопел носом и папрасил тилифон. Вот те, бабушка и Юрьев день, - успел ещё подумать. Вот он - песдетц и ужос аднаврименный и неотвратимый…


Я пришёл домой, тупо сел на кухне и выкурил сразу почти две пачки сигарет. Я тогда не понимал своего состояния, но мне было очч хуёво и одновременно мной владело парящее чувство – я не чувствовал земли под ногами. Колоссальный мегавыброс окситоцина ебнул мне в голову и я остервенело начал писать стихи, бренчать на балалайке, а заодно писать музыку в лупсе. Музыка получалась как по заказу – слезу даже у моего грозного папы выбивала, который считал, что класссика – форева, а всё остальное шелуха.


И в один прекрасный момент после нескольких бессонных ночей и несметного количества выпитого пива я написал ту песню – песню, которая нравилась всем без исключения. Все, кому я давал её послушать, просили переписать, но я берёг и лелеял своё творение как циклоп свой единственый глаз. Трясся над ним и ревниво стерёг, как йобаный дракон недефлорированную принцессу. Писалась песня очч туго – от невъебенного количества спецэффектоф комп, злобна мигая сваиме индекаторами, пасылал нахуй виндафс, дос, микрасофт и блакнот, а заодно и меня. Но мне было похуй – как каток без задней передачи я пёр вперёд, невзирая на тревожна мигающуйу лампачку – загрузка проца 100%. Я так думаю, там была и вся тыщща.


Я сводил дорожки по отдельности, перезагружался, сохранялся через каждые полсекунды и снова писал, писал, писал… Геморрой, конечно, был такой, што и врагу не пожелаю, но я осилил… Осилил и уснул. Спал 56 часов. Не пизжу. Мама в ахуе, папа в шоке – ани проста не панимали тогда, что в майей творческой лаборатории падзорвалась и йебанула разрывными мозгоебическими асколками какая-то пробирка и меня прочно заклинило где-то на неделю. Я носился по ночной квартире, распевая наложенные на музаку стехи – мне было фиалетово апсалютна всё.


………………………


Я ехал вечером домой, уже не помню, откуда и решил посадить двух пассажиров – мужика и бабу его. Я вообще не любитель со всякими пешеходами ездить, но у меня с лавандосами была на тот момент проста какайата катастрофа – гандон с паласатой палкой выгреб два куска за езду по встречке на красный. Видимо, куда-то я очень спешил, но тоже не припомню. А я песенку эту в машине слушаю. На рипит поставил и гоняю по кругу. Пассажиры сидят, как говна в рот набрали. Как оказалось, слушали они, а баба даже платочеком глаза вытерла – так её проняло. Дальше я не буду подробно описывать наш разговор ибо нудно шопесдец.


Засели мы с ним в кафешке какой-то, попиздеть о будущем сотрудничестве. Вкратце скажу, что тот мужычок окозался каким-та звукавым прадюсером, каторый ищет музыку для фильма. И моя ему понравилась. Ну, тут канешна, я ахуел маментальна и начел рисавать сибе картины, как я паю или проста музыка играет с экрана тиливизара маево придмета абажания, как она сморит и всё такое. Романтика, бля. Ну и хуйня эта на вся страну, знаете, так фантазия чота разыгралась, что я чуть чайный пакетик не захавал от нахлынувших эмоций.

Бля, вы, конечно, уже догадались  и догадались правильно – он меня наебал, этот питерский урюк. Да только ту песню я так и не дал ему на прослушку – дал другую, не менее душевную, которой я тоже дорожил, но чуть меньше чем первой, но он взял и её. Подписали бумаги и т.п… Пришол в одно место в назначенный срок, а там меня просто грубо послали нахуй, типа таких не знаем. Хамливый охранник отделался сломанным носом, отбитой печёнкой и сломанными ребрами, а я мазал йодом разбитую рожу, лечил разорванную на руке и рассечённую на ноге кожу. И пару недель ходил, освещал асфальт агромными фанарями пат глазами – против дубинки я тогда ещё не знал приёмов. Поговорили па душам, не иначе.


А после выхода фильма с моей музыкой на следующий день я случайно встретил этого мужичка - еблана в одном заведении. Завидев меня, включить съебатор он не успел – я настиг его, как ураган новый орлеан. Не говоря ни слова, разъебал об его тупую башку пару кружек клинского мочегонного, ногами тщательно посчитал количество зубов в его паршивом рте и чуть не воткнул етому педоразу в жёпу подсвечник в половину человеческого роста, стоявший у входа – охрана подоспела, помешала. Милиция, конечно, приехала, посидел пару суток, подумал о том, что в мире есть много говнюков и говна и, как это ни прискорбно, но один его кусок достался мне. Небритый, голодный, но не побеждённый, я вернулся домой, бросился на кровать и долго-долго лежал с открытыми, ничего не видящими глазами.


Немного отойдя от пережитого стресса, я постепенно вернулся в наезженную колею своего обычного ритма жизни. Но однажды, придя домой с футбола, зашёл в комнату… Я молчал, медленно опустив голову на грудь.


…А из динамиков телевизора доносилась тихая, немного необычная музыка, заслышав которую, хотелось сесть и просто смотреть в одну точку, и точка эта, постепенно заполняя всю область зрения, превращалась в мутное, расплывчатое пятно, и, оформившись в крупную, горькую слезу, скользила вниз и звонко разбиваясь, мелкими грустными и одинокими брызгами блестела в лучах предзакатного солнца. Но плакать было уже нечем, да и незачем…