Шел по дороге старый грузин Гоги.
Думал о боге старый грузин Гоги.
Пели синицы песни о доме.
Вторили птицам ветры и волны,
Теплое море, белые горы…

            (Из древней грузинской песни неизвестного автора)

Гоги Карандашвилли знал эту дорогу лучше, чем старая блядь Маринка знает путь от своего дома до квартиры знакомого венеролога, лучше, чем наркоман Леха Квач знает ровную как стол и белую как снег дорожку кокса, и даже лучше, чем лидер «Организации молодых кондукторов» Семен Подтеребко знает курчавую тропинку между ног своей жены – Светланы Подтерепко. Гоги знал эту дорогу в совершенстве. Дорогу из его родного села Курави в старый небольшой городок Лиселидзе.

Будучи еще сопливым мальчишкой, в папиной кепке, Гоги бегал в город смотреть на красных комиссаров и побираться на привокзальном рынке. К первым друзьям, первым деньгам и к первым пиздюлям маленький Гоги прибежал именно по этой дороге.
Долгие 4 года он каждый день ходил в школу по знакомым, отполированным подковами и башмаками камням. Первую двойку, первый поцелуй и первый срок Гоги получил благодаря все той же дороге из его родного села Курави в старый небольшой городок Лиселидзе.

Шли годы. Менялись времена, менялся Гоги. Семья Карандашвилли была не из бедных. Часто он с отцом и старшими братьями отправлялся по этой дороге в город, сдавать в совсельхозпродторг мандарины. Потом они пили вино, пели песни и палили из ружей в соседских кур.

Старый Гоги продолжал идти. Все в этой дороге было знакомым и родным. Все напоминало о молодости. Здесь рос орешник, ветви которого больно били по морде, если проезжая на лошади, задуматься и вовремя не нагнуться. Там, в стороне, будет видна тропинка к ручью, где только откинувшийся Гоги завалил соседскую дочь-красавицу Нани, но вовремя одумался, отделавшись лишь ударом загорелой волосатой руки красавицы Нани по своему пьяному ебалу. Здесь, он помнится, проиграв братьям в нарды, пытался выебать барана, но животное воспротивилось насилию, и чуть было рогами не оторвало ему яйца. А дальше, впереди, будет старый каменный мост. С незапамятных времен он служил укрытием для молодых пар, малолетних наркоманов и путников пожелавших справить нужду. Карандашвилли любил иногда вздрочнуть под его тенью. Теперь уж вряд ли.

Старый Гоги все шел. Ноги устали, болела спина. Плечи натерли лямки большого короба. Гоги нес патроны для чеченских боевиков, прятавшихся в «Новом ущелье». Из местных жителей только он знает, туда дорогу. Скоро будет отворотка направо, потом километра два вверх по ручью и там будет тропа к ущелью. Русские летают на вертолетах, десантируются в каких-то неведомых ебенях, понапрасну жгут гектары пустого леса, а старый Гоги через полтора часа будет на месте. Без шума и международных договоренностей. Обещали хорошо заплатить и Курави не трогать.

Для Гоги Карандашвилли это была далеко не первая война. Здесь всегда немножко война. Красные комиссары, белые атаманы, беженцы, самострелы, осетины, отряды кровников из соседних сел с запада - кого тут только не было. Но Гоги оставался живым и дарил жизнь своим родным и соседям. Гоги носил патроны по знакомой ему дороге из родного села Курави в старый небольшой городок Лиселидзе.