Шура - среднестатистический русский гопник, по этой причине в театре не был он ни разу. Но занесла его судьба однажды из родной глухой провинции в столичный Питер. Весь день Шура знакомился с городскими пейзажами. Питер манил его красотами вековой архитектуры и заставлял чуткую гопницкую душу духовно развиваться. Апогеем этого развития стало появление в Шурином сознании нестерпимого желания сходить в театр. Видимо, Шурино сознание сочло поход в театр высшей ступенью человеческой духовности.

Выпив бутылочку Янтарного для общей релаксации, Шура отправился на поиски театра, благо жители Питера - люди отзывчивые и помогли Шуре быстро сориентироваться в пространстве, указав направление в котором нужно песдовать до ближайшего храма культуры. Вопроса, на какой спектакль идти, перед Шурой не стояло. Ему было откровенно похуй что смотреть, как бывает похуй всем, кто внезапно решает приобщить себя к прекрасному.

Добравшись до кассы, Шура оценил стоимость похода на спектакль. "Нихуево!" - пронеслось в совершенствующемся Шурином сознании. И сознание оказалось право. Поход в театр действительно обходился нихуево, причем, не только для гопницкого кармана, но финансовые трудности не могли остановить благородного Шуриного порыва. До спектакля оставалось полчаса и Шура решил скоротать время за неизменной бутылочкой Янтарного.

Прозвенел последний звонок и в зале погас свет. Сцена залилась светом и на ней стало разворачиваться действо спектакля. Шура сидел уставившись в обширную лысину соседа спереди. Сцену было видно очень хуево. В этот момент Шура стал жалеть, что природа не наградила его большим ростом. Шура пытался вытягивать спину, чтобы улучшить обзор, но как назло, ебучее кресло невыносимо скрипело при малейшем его движнении. Комфортно устроиться никак не получалось. Отчаявшись, Шура глубоко вздохнул. Кресло под ним по-блядски скрипнуло. В зале кто-то зашипел. Спектакль продолжался.  

Прошло 20 минут, а на душе у Шуры было невыносимо тоскливо. Скука переполняла его до предела. Почему-то скука всегда вызывало в Шурином сознании тупую гопницкую злость. Так было и сейчас. Шура злился. Злился что вместо спектакля он смотрит на чужую плешь, злился, что не может пошевелиться из-за скрипучего кресла, злился, что потратил большую сумму на билет. Тут Шуре невыносимо захотелось курить. Он пробрался до выхода через узкий проход между кресел, неловко наступая завороженной публике на кегли.

Глазам было непривычно светло. Взяв в гардеробе свою кожаную куртку, Шура вышел на улицу. Он запустил руку в карман и застыл в изумлении. Почти полной пачки "Альянса легкого" на месте не оказалось. Почему-то Шуре показалось, что пачку спиздили в гардеробе театра. Полное отчаяние настигло его совершенно неожиданно.

Вдруг сзади вкрадчиво проскрипел старушечий голос: "Молодой человек, купите сковородочку!". Шура повернулся и увидел прилавок. На нем была разложена разнообразная металлическая посуда: кастрюли, сковородки, котелки. За прилавком стояла бабка и, тыча сковородой на длинной ручке прямо в Шурино ебало, назойливо повторила: "Молодой человек, купите сковородочку!". Злость молнией пронзила Шурин мозг. Удивительно несправедливой показалась ему эта ситуация. Вместо культурного театра, он стоит на промозглой улице, сигареты спиздили, а какая-то бабка тычет в ебало сковородой. "Молодой чело..." - попыталась продолжить назойливая бабка, но ее призывный клич оборвал Шурин крик: "На хуй мне твоя сковородочка!" и удар ногой по прилавку с металлической хуйней. Сковородки с грохотом разлетелись.

Не смотря на внештатный инцидент, Шурина тяга к прекрасному не угасла. Сидя в отделении милиции, он думал: "И на хуй мне сдался этот театр - скучно и неинтересно, а еще, блять, кресла скрипят! В следующий раз в музей пойду. А хуле..."