ДТК И Патлатому посвящается…

За окном темнело. Всегда угрюмые девятиэтажки юго-запада Москвы теперь в сумерках угасавшего дня положительно преобразились: озарённые огнями, они выглядели если не сказочно, то во всяком случае весьма привлекательно и даже по ночному таинственно. В отдалении слышались крики весёлой ребятни и собачий лай. Ласковый июльский ветерок трепал мягкие седые волосы прогуливавшихся по проспекту Вернадского пенсионеров...

Александр Шерепа подался вперёд, округлил глаза и немигающим взглядом вперился в календарь с сиамскими котами на двери: шумно выпустил газы – по поверхности не смытой и ещё пенившейся мочи пробежала лёгкая рябь. Холодный пот блестящей росой выступил на коже лба, при этом чётко обозначились на нём три горизонтальные дуги-морщинки, всю жизнь неизменно пересекавшие лоб в процессе дефекации. Александр вздохнул, зашуршал бумагой, затем вновь пукнул и почувствовал второй позыв, который никак себя до этого не проявлял. Шерепа обречёно вздохнул, напрягся, замычал и, сопровождаемая канонадами исторгаемого газа, из-под пухлых замшелых ягодиц робко показалась коричневая с чёрными прожилками колбаска, которая свесилась над гладкой фаянсовой поверхностью унитаза и принялась неловко раскачиваться. Дальше этого, судя по всему, не шло, ибо Александр громко и выразительно рычал и тужился, однако же продолговатая субстанция не продвигалась наружу ни на миллиметр. Тогда, желая усыпить бдительность какашки, Александр расслабился и так просидел минуты полторы с наигранной скукой на лице. Затем он резко напрягся и вновь сделал попытку вытолкнуть колбаску из своего организма, но – увы! - и в этот раз не заладилось: в висках загудело, лицо вспыхнуло и побагровело, однако же проклятая, словно кривляясь, продолжала висеть, любуясь на своё отражение в посвёркивающей мочевине и, казалось, не собиралась покидать своего уютного логова. Ах ты, лярва! – Александр облизал пересохшие губы. Стал тужиться и расслабляться поочерёдно. Ничего не получалось. Он тяжело дышал и поводил глазами… Прошло минут пять…

Да ёб твою мать! – Шерепа вытер пот со лба. Растерянно осмотрелся. Затем в отчаянии сжал мышцы сфинктера, разделив каку на две части. Наружная её половинка с глухим и равнодушным всплеском упала в унитаз, подняв кучу брызг и обдав мочой увядавшее анальное отверстие. Александр ненавидел это ощущение и всегда привставал в такие моменты, чтобы вода не коснулась его. Но в этот раз ослабевшие ноги разъехались, и, как назло, моча попала не только между ягодиц, но и щедро омыла головку полового члена. Александр выматерился. Внутренняя половинка очень мешала жить. Шерепа схватился за голову обеими руками, напрягся что есть силы и стал тужиться. Пот заструился по вискам, спине, кобчику… Да при ты, бля, проклятая! - просипел побелевшими губами Александр. – При-и-и!!! При-и… И-и-и…

Через три дня соседи почувствовали душок и вызвали «компетентные органы». В ноздри ворвавшимся в квартиру милиционерам ударил нестерпимый запах: смесь трупного смрада с «амбре» человеческих отложений. Первое, что увидели заглянувшие в туалет милиционеры, было мёртвое тело со снятыми брюками, свернувшееся возле унитаза в эмбриональной позе с повёрнутой кверху головой. Вошедших поразили глаза мертвеца: широко раскрытые и уставившиеся в потолок, они были искажены такой ненавистью, что даже огрубевший, насмотревшийся и не таких картин за свою нелёгкую практику судмедэксперт, перешагнув порог санузла, вздрогнул и поспешил отвести взгляд от этих глаз…

А в унитазе, ровный с одной стороны и обломанный с другой, плавал крохотный кусочек кала в лужице прогорклой мочи…