Иван Иваныч проснулся с утра разбитым и усталым. Почему-то было очень жарко…
 Проснулся он от ужасного гнетущего и разрывающего его душу страха. Что ж это такое подумал он. Отчего мне так опизденически страшно. Господи блядь да от того, что столько дохуя ужасных вещей в жизни происходит что пиздец. Бандиты вот например, а у меня дочь красавица студентка, вот пойдет она по улице поздно вечером,
машина рядом остановится, затолкают туда и пискнуть не успеет. А потом, господи, а что потом? Как мне потом жить после такого? При мысли об этом в душе Ивана Ивановича
что-то ледяное мерзко шевельнулось сжав сердце и заставив его немного чаще дышать. Или мама сегодня пойдет за пенсией под вечер, а у нас подъезды темные и глухие пиздец. Нападут на нее в ливте, малолетние подонки блять наркоманы пидерасты, изобьют до полусмерти и все отнимут, падонки блядь. От такого поворота мыслей он натянул одеяло на себя до самых глаз, и повернулся лицом к стене, чтобы не видеть света. Нет нахуй не буду сегодня вставать плохо себя чувствую уже пиздец. Сука и жарко что-то блядь очень. Или что если Сашку
нашего в армию заберут, он же сука распиздей не учится не хуя дрочит только целыми днями в Интернете ебанько, бледный как жаба, тощий как очковый глист. Его ж там так будут пиздить, что он в петлю полезет, ему ж там блядь портянку на голову повяжут и Машенькой назовут. Ой господи. Ледяная гадюка страха мгновенно тугим кольцом сжала горло Ивана Ивановича, заставив зажмурить глаза. Его начало трясти. Что-то последнее время у меня голова болит частенько очень сильно и лекарства уже не помогают. Мне говорят это ерунда, это ассоциативная мигрень, но я знаю. Что это такое, это. Боже мой даже сказать
страшно, это должно быть Рак. Рак мозга блядь. Иван Иванович представил себе как это будет, он сидит в больничной палате, на отделении онкологии, бледный и худой борясь с то и дело подступающей к горлу тошноте. В палату заходит врач молодая полная сил лицо ее печально.
- Боюсь что для вас у меня не утешительные новости. У вас Рак. Рак мозга, и при наличии необходимого вмешательства и соответствующем уходе вы проживет год от силы два…
Господи боже мой, будет сиять солнце тысячи людей будут каждый день встречаться влюбляться друг в друга, радоваться жизни, будут шуметь деревья под теплым весенним ветром, зеленеть трава петь птицы. Будет слышен детский смех, но все это будет уже не для него потому, что дни его сочтены… Он обречен, и больше ничто теперь не имеет для него смысла. Иван Иванович скорчился на мокрой от пота простыне и разрыдался. Но легче не стало, стало лишь тяжелей, он все лежал и лежал и в голову ему приходили мысли которые всегда были страшнее предыдущей, и от того он не замечал ничего вокруг… Он к этому так привык… Иначе жить и думать он уже не умел.
 Если бы он внимательнее присмотрелся к месту в котором был, его бы сильно удивил тот факт что его кровать на которой он проспал так много лет своей жизни стоит не в его комнате. Она стоит на четырех острых каменных иглах, которые сверху кажутся бесконечно высокими, а внизу бушует пожирая все чего касается красный как кровь Адский Огонь. Чем больше Иван Иванович страдал тем короче становились каменные иглы державшие его старую деревянную кровать, тем ближе становилось для его живой теплой плоти адская печь. И тем жарче ему становилось.
Так было потому что Иван Иванович дачным давно умер, умер от микро инфаркта в сорок семь лет на вечером в своей квартире из которой почти не выходил.
Он умер и попал в ад, ад который сам для себя создал. Правда даже заметить этого он никак не мог, не мог потому что слишком сильно был поглощен мыслями о себе, о своих переживаниях, о своем жутком и животном страхе однажды поработившим его душу. Страхе который хуже и сильнее всего на свете, даже вечного никогда не угасающего в душах подобных ему людей Адского Огня который все это время так терпеливо его ждал…

Frost.