Толян решил кристицца….
Не то чтобы он охуено этого хотел. Неа. Всё банальна, хотя и ниажидана. Отмечая как-то рождение отпрыска своего другана, наступила стадия, когда выпито уже была дастатачна, чтобы пиздёжь за жизнь превратился в малакантралируемый мозгам славесный паток. И на впалне нивиное придлажение стать крёстным атцом этого засранца сдуру Толян дал сагласие. Не, нинада думать что Толян такой распиздяй каторый и крестить то никаго ниможет. Причина нах зарылась в другом. Хуй знает каким образом и кто в этом виноват, но Толян был никрищён, кароче бизбожник, антихрист и прочая хуета. Папытку состроить фейс охуена набожнава чела и изабразить прасвитлёнае лицо (а хуле, тока это ему тока и оставалась, кристица то хуй, уметь нада) и выдать сибя за крищёнага правалила благаверная: - Какой нахуй крёстный если ты никрищён. Бля, сама наверна паследний раз в церкви была в младенчестве когда иё кристили, а тут вспомнила. Да ещё кристица начала, манахиня мать её, бля тока падазрение у Толяна было что ниправильна и крива.

Кароче пиздец. Друган Толяна, видив такую хуету, паставил вапрос рибром – или ты сука бушь крёстным, и тебя не бушь, савсем. И шоб Толян ни сибался от этой пачётнай абязанасти, купив какой-нить крестик и научившис  кристица, решил он быть крёстным атцом Толяна.

Кагда Толян узнал как иму нада кристица, он ахуел. Бля, тут вам никакиета там нежные праваславные, это бля стараверы. Это вам не над голавой ножницми пачикать, вадичкой взбрызнуть и гатова, канвеер. Нихуя, тут бля малитв хуева туча и троикратное полное пагружение в воду. И никаких падагреваний вады как у праваславных. Круче тока абризание хуя у чурок тупыми ножнями, но эта пачти ахтунг.

Наступил этот день. Взяв атгул, а хуле, Толян са сваим будущим крёстным атцом пашли в церковь. Всосав, что посли крищения все грехи спысываюцца Толяну охуительна захотелось гришить. Так как времини для грихов было уже мала, оставался тока адин даступный грех. Выпить. Хотя хуй знает, можа это и не грех, нада спрасить. Кароче астаграмившись Толян вошёл в храм. Посли заполнения бланкаф, и шопинга в местнай лавки - свичей, креста, Толян пошёл в криститильную. Бля, то что он там увидил тока падтвирдила иго апасения. На пастаменте высатой в метр стаяла ахуительная бочка. Мысли а том как он туды палезет угнитали…

Придварительные малитвы длились долга, но мысли а бочки занимали весь мозг Толяна – как? Хуй с ним если бы на земле стояла, запрыгнул бы как нибудь. А тут… За этими мыслями Толян чуть нипраслушал каманду – Раздивайсь, сын мой. Бля, и в это время входит какойто хмырь в чёрном, хуй прасцишь их ирархию, и на плече нисёт стримянку нихуёвую. Одну сторону ставит в бочку, а втарую на пастамент. Бля, Толян прикинув, что стоя на виршине стремянки, он сможит запраста дастать паталок, главнае не пиздануца с этого навид ахуена нинадёжнага сааружения. Паследний раз пирикристившись голый Толян начал медлинае васхаждение.  Достигнув самой высокой точки, Толяк ахуел и присел. Бочка с этой высаты казалась очком унитаза, в который и посцать нипрамахнувшись трудна. Мыль о том, что он выглядит как питух на насесте с свешимися вниз яйцами, савсем его  убила. Батюшка видима атарвав свой взгляд от Толяновских яиц, аптимистична обнадёжил: – Палзи сын мой, там в бочке дно есть. Бля спасиба атец радной. Ну хуй с ним, делать нехуй, нада палзти. Залезать в халаденую калодезную воду кагда на улице +27 бля нисавсем приятно. Толян пачувствовал что чувствывает палярный лётчик падая в ледавитый акиан, как стягиваеца кожа, а яйцах и гаварить нечего, их проста нистало, как и хуя. Нидавая пиридахнуть падскачил батюшка и схватя за волосы начал натуральна топить. Толян остатками разума панимал, что эта и есть то крещение ради катораго он и пришёл, но после втарого окунания врубился инстинкт самосахренения. Но батюшка, как опытный садист, ловка отбил все папытки схватить его за бараду и за края бочки, и навалившись всем своим зацентнерным телом притапил всётаки Толяна в третий раз. Хуй его знает, может оно так и нада, но Толян выжил. Сказать что на лице его было написана благадать нельзя, но и радости от вылезания от туда нильзя была низаметить.

Астальное было уже будничнае, падение со стремянки при спуски с обдиранием спины и лактей, паследующая пьянка, ну а через пару нидель и крищение того, ради кого это и было затеяно. Правда там тоже было не без веселухи, абасцали меня, но в общем всё чинна и благародна.

Кабелина, крищёный по старообрядчески.