Римский император Нерон озабоченно метался по просторному залу, потирая руки. Его алая тога мелькала то в одном, то в другом углу помещения, а золоченые сандалии ловко подхватывали с пола лучи полуденного солнца и дробили их на веселых солнечных зайчиков. Прекрасная Поппея - жена правителя, демонстративно повернувшись к супругу отменным крепким задом, смотрела в окно, с трудом сдерживая бешенство. В последнее время она была крайне недовольна супругом. КРАЙНЕ!
И на то были веские причины. В какой-то момент ей вдруг стало совершенно очевидно, что муж окончательно сбрендил на почве сочинительства креативов. Судите сами. Владыка мира забросил все дела, Рим, дом. Перестал интересоваться политикой. Да что политикой - прекрасными наложницами. Вместо этого он, дни напролет, прилежно корпел над стихами, да прозою, а ночами тренькал на лютне, иль кифаре.
И это бы еще ничего. Но, помимо прочих чудачеств, супруг повадился периодически сгонять на дворцовую площадь римский люд и распевать им свои гекатомбы. Как вам? Во-во! Да ведь и это не все. Не пойми зачем, позволил горожанам комментировать свои выступления. А те и рады, знай надсаживаются: "Гениально!", "Императр, пеши исчо!", "Хлебца не забывай давать.. ну и зрелищ. А так-та пеши, канешна!" Тьфу! Ор, гвалт, у всех во дворце головные боли, мигрени. Да кроме того, еще постоянные обмороки придворного персонала от запахов потной вонючей голытьбы. О Афина, отчего ж это плебс так воняет дерьмом и помойкой? А самое страшное, что за глаза эти собаки насмехаются над ним, своим повелителем. Насмехаются и презирают. Он же, как слепой, ничего вокруг не замечает. Безумец, ей богу. Вон опять какую-то песенку накорябал..
- Ах, Поппея, до чего же тебе повезло! Через минуту ты услышишь то, чем впоследствии будет восторгаться весь Рим! Мой новый гимн! Вот только дождемся Петрония. И где его черти носят! - Стремительно вышагивая за спиной жены, горячился Нерон.
- Что на этот раз? Снова чернуха? Про то, как жену бывшую убивал, ты вроде уже писал, как маму ухлопал - тоже, да и про учителя вроде было и про многих иных.. - тяжко вздыхая, перечисляла супруга.
- "На смерть брата". Как тебе такое названье? Сойдет?
- Как??? И брата тоже? А его-то за что?
- Да какая разница, главное что получилось хорошо. Яду ему дал в обед, он брык и под лавку. Крутится там волчком, ногами дрыгает, мычит, пенится, как губка. Такая бесподобная агония.. О боги, боги, как же вдохновенно я творил! Ну, да сама все услышишь. Где же этот Петроний? Всегда так, ждешь его ждешь, - возбужденно тараторил император. - Ага, вот и он!
В дверном проеме, под искусно выполненным на шелке транспорантом "ВСЕ МУЗЫ - В ГОСТИ К НАМ!", широко блистая улыбкой, показался друг императора Петроний - изысканный утонченный эстет и первый ебака Рима.
- Приветствую тебя, одаренный богами правитель! - почтительно воскликнул он.
- Чего приветствую-то.. Лучше скажи, где шляешься все утро? К премьере опаздываешь, заставляешь себя ждать. Лыбится еще чего-то. Смотри у меня, Петро, дружба дружбой, а вот велю тебе вены вскрыть, будешь, сцуко, знать. - Сварливо произнес Нерон и, поразмыслив, прибавил - гы-гы-гы.
Петроний отлично знал, чем обычно кончались такие вот шутки императора. Однако ж он был умен, изворотлив, как угорь и за счет этого прекрасно умел ладить с сильным мира сего.
- Смерть постоянно таскается за мной, как уличная шлюха. Тебе ли не знать, великий? А днем раньше, днем позже - пох. Меч завсегда при мне, ты тока намекни и я тотчас все улажу, - усмехаясь молвил Петро, обнажая острие.
- Э! Эй! Ты чего, не смей и не думай даже. Тоже мне "арбитр изящности". Не для того я тебя дожидался. Мне надо с тобой за новый гимн потележить. Жопея, последи, чтоб он глупостей не натворил, пока я за кифарой смотаюсь! - уже в дверях крикнул бесподобный и вприпрыжку ускакал в другую залу.
Уютно потрескивая, курились благовония и кружевные струйки дыма, подсвеченные солнечными лучами, придавали дополнительный шарм точеной фигурке женщины у окна.
- Кхм, не плохо выглядишь, Поппея, - нарушил молчание Петроний, убирая меч. - Может замутим че-нить после концерта? Ты как? Есть повод отличиться.
- Не вопрос, милый, - мгновенно отозвалась красавица. - Кстати теперь можно и во время выступления. С некоторых пор этот ублюдок озабочен только своим творчеством и никого, кроме себя, в упор не видит. Тоже мне творец, ниибаццо!
- Ибацо, именно ибацо, Поппея. Однако ж замечу, что такие выражения из уст прекрасной дамы мне претят.
- Ах, вон оно что! - оскорбилась Неронова супруга, - А мне тогда претит твоя холеная морда. Так, что отвали и не смей больше заговаривать в таком тоне с женой правителя.
- Опять посрались, да что ж такое, - посокрушался возникший в дверном проеме Нерон - Каждый раз одно и тоже. Как надоели!! Валитесь уже поскорее на лежанку, да восхищайтесь моим несравненным произведением. Короче, гимн. "На смерть брата". Исполняется в первые...
Трям-трям, тряяям-с - понеслись по окрестностям бравурные звуки бас-кифары правителя.
- Отличный день, отличное начало, - прокомментировал Петроний, отработанным движением закидывая себе на плечо стройную ножку Поппеи.
- Ммммм, божественно! - воскликнула она, изгибая изящный стан.
- О да! Как же тонко ты чувствуешь поэзию!
- Восхитительно!
- Чудесно!
Вдохновленный похвалами, исполнитель неистово теребил струны, голос его звучал неподдельной печалью и трагизмом. Витые ножки лежанки, звонкими кастаньетами, четко отстукивали ритм. "Темп, темп! Динамичнее, ритмичччней", - сбивчивыми голосами требовали у императора слушатели. Нерон старался вовсю, в экстазе раскачиваясь на черепаховом кресле. Стремительная лежанка не отставала...
"Я бесподо-обен! И в милостях, и в злодея-я-яньях,
Нету мне равных. А Зевс и Меркурий сосу-у-ут!" - закончил песнь правитель Рима, устремившись в даль затуманенным от слез взглядом. Петроний закруглился почти одновременно с ним.
- Лучшее из того, что было за последнее время! - Высказалась Поппея, подмигивая любовнику и поправляя смятую одежду.
- Ну, ничетак, - рассеянно озвучил свои впечатления Петроний, технично соскакивая с лежака. – А что касаемо креатива.. Сильно вообще-то, но как-то уж очень жестоко. Братишку жаль, совсем ведь еще пацаненок был. К тому же, любили его все очень. Боюсь я, народ тебя не поймет. Мое мнение - завязывать тебе надо с кровавым хоррором, пока всю родню не перебил. Пиши как раньше, о пирах и оргиях, раскрывай темы ебли с наложницами и рабынями. Еще можно о неразделенной любви, о душевных страданиях, иль там о высоких чувствах. Это народ завсегда хавает и принимает на ура.
Столь жестокого удара Нерон вынести не мог, даже утрата престола была бы ему менее обидна. А посему, во дворце незамедлительно разразился ужасный скандал. Придворные рабы и невольницы в спешке прятались кто куда, ожидая скорых репрессий. Нерон в страшном гневе, брызгая слюной, орал, что его не интересует мнение всяких там слюнявых чистоплюев колхозников. И что он не собирается заниматься конъюнктурщиной - гении не творят в угоду толпе. После этого правитель сообщил, что прекрасно слышал, как сильно гимн понравился жене и Петронию. Он даже предположил, что причина столь не лестного отзыва - тайная зависть к его таланту. «К обеду не оставайся - отравлю" - злобно бросил он бывшему закадыке, указывая на дверь. Петроний понуро поплелся в указанном направлении. Уже в след ему, император прокричал, что намерен завтра же представить гимн на суд римского народа. "Дрянная бесталанная и безголосая хрипучка" - крикнул в ответ обиженный Петроний, скрываясь в саду.
- Нет, ну каков, мать иво, наглец! Скотина поиметая, - взвился император. - Немедленно разыщите мне Тигеллина, пусть возьмет отряд преторианцев и хорошенечко попинает наглеца. Что творится, ну надо же!
- Успокойся, дорогой. Смотри, всех павлинов мне распугал. В последнее время ты постоянно на нервах. Может тебе вообще пока не писать, я боюсь за твое здоровье. Займись делами. Прикажи, к примеру, починить водопровод. В термах вон вчера хлестал кипяток и преторианцы пообварили себе яйца. Как вариант - можно сходить войной на Египет. В конец ведь обнаглели пирамидчики, цены на хлеб задрали так, что ого-го. Три шкуры дерут и..
- Ты еще будешь тут зудеть. Заткнись ка со своим хлебом. - Досадливо оборвал жену Нерон, стремительно ушел и заперся в библиотеке.
К обеду император не вышел. К ужину тоже. Лишь поздно ночью он покинул свое убежище. Великому не спалось. Зловещей тенью слонялся он по дворцу, хватался за сердце и жестко материл услужливо волочащуюся за ним придворную челядь. Уже под утро, здорово утомившись, он прислонился к статуе Апполона и задремал.
Наступивший день также не принес императору покоя. Зависая в библиотеке, он пытался репетировать гимн, но оборвал струны лютни. Кифара же показалась ему безнадежно расстроенной. В который уж раз вспоминались ему обидные слова отморозка Петрония. И, от пережитых волнений, Нерону окончательно расхотелось выступать на публике. Вот в таком препоганом настроении его и застал, явившийся ко двору, префект Тигеллин. Он поведал императору, что народ уже собран на площади и хорошенечко окружен преторианскими отрядами, готовыми, ежели чего, незамедлительно пожертвовать своими жизнями. Мгновенно приободрившийся правитель подхватил кифару и размашисто пошагал к римлянам.
Площадь встретила Нерона восторженным улюлюканьем. Немного нервничая, он поприветствовал почтенную публику. Затем удачно сыграл вступление и, окончательно успокоившись, затянул песнь. Во время выступления ни кифара, ни голос его ни разу не подвели. Он был хорош, как никогда, и ожидал великого триумфа. Однако поганые римлянцы, вместо аплодисментов, встретили финальные строки гробовым молчанием. Затем, то тут, то там в толпе стали раздаваться крики: "Жаль мальчонку..", "Афтр аццкий сотона", "Разгонись, гад, на колеснице и убейся об статую Зевса". А уже через минуту народ дружно начал скандировать "Вы-пей я-ду!".
Императору пришлось покидать площадь в ужасной спешке, народ неистовствовал, и преторианцы с трудом справлялись с негодующими жителями. Поминутно спотыкающегося правителя под руку вел префект Тигеллин. Следом за ними, в раскорячку, ковылял небольшой отряд преторианцев, из числа ошпаренных накануне в термах. Вслед им неслась какофония из проклятий и требований.
- Что они там орут, Геля? - Интересовался у префекта Нерон.
- Да как обычно, несравненный. Требуют хлеба и зрелищ. А еще вина, оливкового масла, да какого-то, черт его дери, соивово соуса. Вроде бы, без него им не фкусно жрать, - отвечал Тигеллин.
- Что ж, решено. Люди, предпочитающие высокому искусству набитое брюхо, меня не достойны. Завтра же собери отряды и со всех сторон, как следует, запали Рим. Я сотру этих неблагодарных в пыль.
- У-яа, айда "с потсанами кастрики палить" - восторженно понесся выполнять поручение префект.
Назавтра Рим заполыхал. Огонь пожирал дома и целые улицы. Люди сотнями горели заживо. И весь мир заполнили стенания и плач. На второй день страшного пожара император выехал на пепелище и, вдохновляемый заревом догорающих поодаль костров, написал величайшую за всю историю песнь о необходимости строгого соблюдения правил противопожарной безопасности. Движимый желанием незамедлительно донести до людей прекрасное искусство, он в срочном порядке велел согнать к своему дворцу все оставшееся в живых население. Дабы улучшить настроение слушателей, Нерон клятвенно пообещал им в ближайшее время выдать все запрошенные продукты по списку, заново отстроить город и уж более так не чудить. И лишь только по завершению всех формальностей, земной бог приступил непосредственно к пению. В этот раз он достиг небывалых высот мастерства. Голос его звенел натянутой струной, а кифара протяжно стонала и плакала. Но надо ли говорить, что римские поганцы в очередной раз остались им недовольны. И ему вновь пришлось бежать под прикрытием охраны, уворачиваясь от ловко брошенных вслед помидоров и яблок. До поздней ночи люди не расходились и дворец оглашали их истошные крики: "жжош, сцуко!", "когда уже в сенате каникулы кончатся..", "в Трою, жевотное!"
А на следующий день, наскоро побросав в колесницу жену и монатки, гениальный Император Нерон, весело насвистывая, отправился в концертный чес по Египту и Греции.
п.с. Исторические параллели не случайны.
п.с.с. В тексте использованы оригинальные комментарии посетителей сайта удаффком.
Инфузория Т.