Силы небесные, силы могильные,
Сосны корявые – стонущий бор над рекой…
Силы дать слабому, воли дать сильному
Голые ветви не могут и слабой рукой
Лживые буквы по мертвой бумаге
Я вывожу. Плачет, стонет холодный мой бор.
Зимний промерзший. И кроны как стяги
Никнут без ветра, смолкает мертвецкий их хор.


Зубы оскалили мертвые пасти
Из глубины из веков и из тьмы.
Страсти Господни – вовсе не страсти.
Страсти-мордасти, здрасьте, вот мы.
Мы, от которых не все отвернулись.
Мы. Только мы, да ещё мрачный бор,
Мы лишь проснулись и снова заснули,
Мы – это тот же сосновый хор.

Взвизгнула вьюга – гвоздём по стеклу,
Брызги взметнулись, а может быть слёзы?
Взгляд безнадёжно прикован к окну
Тонкой искрящейся цепью мороза.
Только мой бор всё корявей, страшней.
В чаще всё чаще теряются тропы.
Тошно мне было, а стало тошней –
Мертвые сосны, корявые трупы.
Будто голодной волчицей идёт
Взгляд мой по мёртвому-мёртвому полю.
Волк, убивая живое, живет,
Волк, умирая, и то хочет крови.
Холод пробрал до костей, ну так что ж?
Холод ли, голод ли, всё мне привычно.
Свято лицо среди тысячи рож!
Верить? Увы, это так архаично.
Верой цеплялся зубами за лёд,
Даже не волком ещё, не волчонком,
Волк покушался даже на взлёт,
Верил во что-то, безумствовал в чём-то.

Вера, ОВИР, или дикая вира,
Всё мне едино – блёкло и сиро.

Насыпь из лет и из снега легла
Гирей на холку серому волку.
Вера молитвы словами лгала,
Но только волку от веры, что толку?

Песня волчиная, вой, волчий стон
Где-то за лесом в чернеющей ночи.
Вою, молю, но не верю, а он
Стонет и стонет. И филин хохочет.
Ухает, ухарь, ушастая тварь,
Ухает, хохот по мозгу кувалдой.
Самодовольство отожранных харь,
Хохот и стон. Это жизнь. Это правда.

Волку вцепиться бы в жирные шеи
Жирных свиней, что на золоте жрут.
Чем голоднее, тем волк, только злее,
Пусть же от боли хоть раз заорут
Белые свиньи и черные свиньи
В подлом хлеву, возле подлого пойла.
Пусть захлебнутся жирные свиньи
Гнусною кровью из жирного горла.

Но, только холод и снег, только путь,
Путь в никуда. Радуйтесь, твари.
Волк вас не тронет, он в снежную муть
Канет со злобой и голодом старым.
Мертвые сосны в снегу омертвелом
Примут, как должное, мертвое тело.
Пело, иссякло, ушло и истлело
Время и тело, сила и вера.

Время застыло, замерз звонкий вой.
Холод стекла, отрешение взора –
Всё остаётся навеки со мной,
Памятью мрачного, гиблого бора.