-В названии двадцать четыре слога, это особая разновидность – один из множества стереомеров одного и того же вещества – сложное полициклическое соединение, разные группы-заместители…- Дима был в своей стихии.
-Ладно, подожди-подожди, не так быстро, Димон, и по-русски, пожалуйста, у меня голова в последние дни не особо варит, – он снисходительно приподнял брови:
-Короче – эта хреновина, следы которой я нашел в той воде, что ты мне приносил, охуеный токсин – его минимальной концентрации в крови достаточно для того, чтобы ты сразу же откинул копыта. Ещё у него есть одно просто потрясающее свойство – оно связывается с гемоглобином и разрушается вместе с ним, образуя набор простейших молекул, - в голосе химика появилось что-то вроде восхищения, - ты прикинь, Макс, какое это было бы уникальное оружие для убийцы: подмешал в чаек, чуваку крантец, а вскрытие…вскрытие нихуя не покажет. Точнее, - Дима ненадолго задумался, - покажет, что пациент умер от остановки сердца, вызванной закупориванием артерий. Короче, я думаю, надо на мышах его опробовать. На этом можно нехило заработать, Макс, ты понимаешь?
Честно говоря, мне было не до его коммерческих идей, да и вообще, понесло Димулю чего-то не туда, куда надо.
-Макс, ау, ты в каких облаках летаешь? Скажи мне лучше, где ты эту воду взял, естественно, тоже по секрету…
-Извини, не могу, - на это Дима просто пожал плечами:
-Ладно, не настаиваю, как сможешь, скажешь, - когда я уже дошел в дверях он добавил, - Макс, это естественное вещество, скорее всего растительного происхождения, и насколько я знаю, таких «цветочков» в нашем климате не растет, так что если ты шаришься в каком-то ботаническом кружке, то смотри, не поцарапайся.
-Ясно…Ладно, спасибо.

   *    *    *

Этот разговор с Димоном был два дня назад. Теперь я сидел перед Ксюхой в её комнате и ждал, пока она перестанет вертеться перед зеркалом и ответит-таки на вопрос, на который я уже знал ответ. Как я уже сказал в самом начале, сегодня она выглядела потрясающе. Никогда прежде я не видел её в платье и на каблуках, хотя цвет и того и другого был для неё характерен – черный. Шпильки, глубокий вырез на спине, тонкие бретельки на плечах, волосы подняты в оригинальную прическу (что-то японское), обнажая шею. Ксюша грациозно повернулась перед зеркалом, усмехнулась чему-то своему и медленно подошла ко мне.
-Ксю, я повторю, не считай меня занудой – Ты уверена, что хочешь все это бросить и уехать? – она молчала, лицо её сделалось серьезным, руки медленно и нежно коснулись моей головы. Мне начало казаться, что я стою перед барьером который нельзя ни обойти, ни перепрыгнуть – только сломать:
-Ксю, я не хочу, чтобы ты уезжала. Если я для тебя хоть что-то значу, то будь добра, ответь зачем забирать документы и сваливать.
-Честно говоря, я серьезно расстроена уже тем, что ты вообще узнал о моих планах, - она прекратила гладить мои волосы и отошла к окну, - понимаешь, Макс, я не то, чтобы разочаровалась в профессии или в нашем универе, или в том образе жизни, который ведет этот город, я просто в очередной, в очередном месте разочаровалась в людях. Они все – сволочи, каждый по-своему. – Ксюша обхватила себя руками, как будто ей вдруг стало холодно, – Я не могу больше оставаться в этом городе, здесь тяжело дышать.
Она задернула шторы и, закрыв глаза, развернулась в мою сторону. В комнате воцарился полумрак, а её силуэт на фоне окна замер и стал похож на чью-то потерянную тень. Вернее нет… не потерянную, а брошенную. Да. Брошенную на произвол судьбы нерадивым хозяином, таким, кто не имеет совести, кто предает самое родное, кто крадет у бедного, кто может разбить молодое сердце и посмеяться, глядя в его осколки. А ведь разбитое сердце не склеишь заново таким, каким оно было раньше. Останутся трещины, по которым человека будет терзать жажда мести или того хуже – безразличие. Вот кто они – её «люди-сволочи». И я нашел того хозяина-сволочь, что разбил ЕЁ сердце. Искал по справочным, по сети, по знакомым из её города, и нашел – оказывается, первый парень был на всю школу, и она его любила. Как выяснилось, опоздал я малость с наведением справок – этот урод разбился в своей тачке во время очередной ночной попойки, так ему и надо. Причем люди знающие говорили, что помер он не от поцелуя со столбом, а от передоза. Чтож, туда ему и дорога.
Я не мог видеть, закрыты ли её глаза, но знал, что это так – если бы она смотрела в мою сторону, я бы это почувствовал. Ксюша молчала, она замерла в ожидании. Я медленно поднялся с места и подошел к ней. Она дышала тихо, но часто, как будто действительно задыхалась от тяжелого городского воздуха. «Я мог бы стать её ветром, который даст ей вздохнуть полной грудью» - промчались дикие мысли. Я слегка наклонил голову вперед, к её лицу, и мягко, боясь спугнуть это единственное и неповторимое мгновение, поцеловал её. Губы. Их ни с чем нельзя сравнивать, нет в мире ничего прекраснее их жара и трепетности, их жадности и строгости, их соблазнительности и невинности. Я чувствовал, как она отпускает, дарит мне свою душу, как её дыхание наполняет мое тело своим теплом. До дна, до самых кончиков пальцев. И в такой миг нельзя остановиться, нельзя прервать это действо, нельзя свернуть в колею робости и нельзя сорваться в пропасть похоти. Как зачарованный ты даришь себя ей, даришь всего, без остатка, не прося взамен ничего. И когда тебе отвечают тем же, ты, на короткий миг ощущаешь то, что хочется назвать счастьем.
Однако, жизнь умеет преподносить неприятные сюрпризы, и как будильник вырывает из мира грёз по утрам, так и телефон всегда звонит не вовремя. Сначала она не обращала на него внимания, но кто-то, кого я сейчас готов был убить, оказался слишком настойчив. Ксюша взяла телефон:
-Алло, - голос её выдавал раздражение и желание поскорее бросить трубку. Несмотря на это я знал, что теперь уже очень сложно будет вернуться в то состояние, которое охватывало нас до звонка, возможно, она даже пожалеет потом о своей слабости. Бред. Не пожалеет… уверен – не пожалеет.
  Она отошла от окна, слегка задев шторы (видимо, разговор обещал быть долгим). Луч солнца проник в темноту комнаты, вырисовывая на полу полосу света, прерываемую тонкими стебельками цветов. Я взглянул на подоконник…
«-Это, Макс, венесуэльская раппа, ей нужно много света и еще она плохо впитывает воду из этой земли, приходится вводить воду в стебель.
-Это как?
-Ну я тебе как-нибудь потом расскажу, хорошо?»
…я, помнится, не раз говорил с ней о цветах, она охотно рассказывала про большинство из них, кроме этой чертовой рапы…
«урод, скотина, сволочь, ты во всём виноват! Я сначала тебя замочу»
….так-так-так. Воду – шприцом через стебель. Это понятно, она ведь сказала слово вводить…
«Это естественное вещество, скорее всего растительного происхождения, так что если ты шаришься в каком-то ботаническом кружке, то смотри, не поцарапайся»
Юлька украла у неё шприц, набрала из стебля воды, думая, что это яд. Стоп, ерунда. Откуда она знала, что растение ядовитое, и вообще, с чего вдруг оно ядовитое?…
«-Не надо, Макс, не касайся его.
-Почему?
-У него очень нежная кожица»
…Черт возьми, не может быть, она не могла. Я посмотрел на Ксюху – она продолжала говорить по телефону, стоя перед зеркалом. Раньше она никогда себя так не вела. Идиотские подозрения почему-то не уходили.
Она бросила трубку и широко мне улыбнулась:
-Давай выпьем, Макс, - она достала запотевшую бутылку шампанского «Голицын» и протянула мне. Пока я возился с пробкой, она взяла два бокала и нож, острый как бритва. Насколько я помнил, она всегда сама его точила. Профессионально и быстро она отрезала верхушку ананаса, так что сладкий сок ни разу не брызнул в сторону. Я разлил шампанское по бокалам и поставил их на стол. И тут Ксюша мягко, словно крадущаяся за добычей кошка, подошла ко мне и, обхватив руками за шею, впилась в меня своими губами. Краем глаза я успел заметить легкое ненавязчивое движение её правой руки вдоль кромки тонкого запотевшего стекла. Она дотронулась до бокала, только до одного из двух, до того, который стоял с моей стороны. Словно в подтверждение моих мыслей она, прервав свой жаркий поцелуй, взяла другой бокал и сделала мне приглашающий жест. Стараясь не выдать своих эмоций, я последовал её примеру, лихорадочно пытаясь найти выход из положения: пролить, уронить, отвлечь, сослаться что внезапно понадобилось выйти в туалет? Нет. Не знаю. Вот дерьмо, надо что-то придумать! Не дожидаясь, пока я подниму руку, в которой было шампанское, она звонко своим бокалом о мой и произнесла:
-Твое здоровье, мой милый, - это было сказано как-то торжественно и слишком тихо, для того, чтобы быть правдой.
Как часто бывает в подобной ситуации – на помощь приходит то, что в обычной жизни тебя либо раздражает, либо всегда происходит не вовремя – снова зазвонил телефон, причем снова у неё. У Ксюши в этот момент выражение лица стало таким, будто у неё изо рта выхватили уже разжёванный кусок сочного мяса. Она не брала трубку, телефон настаивал.
- Ответь, - я взял себя в руки и сказал это без какой-либо дрожи в голосе, - может что-то важное?
-Ладно, - она нехотя поставила бокал на стол и взяла трубку. По-видимому, это был тот же человек, что звонил ей пару минут назад, она снова увлеченно что-то выслушала, не отрывая от меня своего взгляда. «Господи, отвернись хоть на секундочку!» Потом задала вопрос – ответ удивил её, и она отвлеклась, развернулась посмотреть на часы – 2 секунды, не более того – мне этого хватило – я поменял бокалы местами, тихо, и только одной рукой.
Она бросила телефон на кровать и посмотрела на меня – я стоял в той же позе, что и раньше, вроде как ждал, пока она поговорит. Мы выпили. Я сразу почувствовал облегчение – ничего не произошло. Боже, ну я и дурак, подумать, что эта девушка способна убить кого-то… Да, я просто чудовище – похабник и осквернитель могил. Бред. Пусть она уезжает, на кой черт ей сдался придурок за которым в один прекрасный день могут прийти люди в синих мундирах и увести под белы рученьки. Я поставил стакан и взял за руку свою девушку – самую прекрасную из всех, что есть на этом свете. Внезапно самая прекрасная на свете девушка громко кашлянула, покачнулась, резко отодвинулась от меня и прикрыла рот рукой. Её взгляд стал бешеным – она буравила меня дикими глазами, выплевывая кровавую слюну она прошептала мне, и шёпот этот был похож на на шипение змеи:
-Мразь! Хитрая мразь, - Ксюха схватила нож со стола и бросилась в мою сторону, но не удержалась на ногах и растянулась на полу. Она перевернулась на спину, не прекращая шипеть своим змеиным шёпотом. Её лицо стало мертвенно-бледным, потом серым. Глаза, прекрасные голубые глаза, помутнели. И по щеке, из уголка рта потекла тоненькая струйка крови. И уже потом, может через минуту, я услышал тот знакомый протяжный глубокий выдох вместе с которым из тела уходит жизнь.

*    *    *

Я шел домой из магазина, лил противный октябрьский дождь и улицы были почти пустыми. Бледность жизни вокруг прекрасно соответствовала моему настроению. Неудивительно. Из обычного человека, за несколько дней получился убийца – это страшно, это гнетет, а по ночам кошмары душат тебя в постели – страх, подозрительность и ненависть к себе пожирают, и справиться с ними очень сложно. Я начал уходить в запои, почти не появлялся в универе – к черту: деньги есть, работа – тоже, а с учебой – разрулю, не впервой. Было семь часов вечера, зайдя в общагу, я поздоровался со знакомой вахтершей, и пошёл смотреть почту, редко кто писал мне в последнее время, только самые близкие друзья, но никому я не рассказывал ничего из этой истории с юристками. Я вообще решил вычеркнуть из своей памяти этот огромный кусок – будто и не было ни этих Ксюш, ни этих Юль, ни шприцов, ни шампанского. Цветок, эту чертову раппу, я отнес Димону на работу, естественно это осталось нашим секретом. Шприц я так и не выкинул, хотя знал, что это сделать необходимо.
Было одно письмо, из какой-то далекой Тьмутаракани, конверт, обратный адрес и имя отправителя были мне не знакомы. Я заинтересовался. Зайдя домой, я нашарил ножницы в шкафчике и срезал край – бумага внутри была засунута настолько туго, что пришлось буквально выдирать содержимое из конверта, причем я даже поцарапался. Оказалось, что это не пачка листов, а сверток – и как его только пропустили на почте как письмо? – я аккуратно развернул его. Бумага была какой-то странной на ощупь, будто наждачной. В свертке оказался прозрачный пакетик и записка:
«Любимому парню моей покойной сестренки.»
И тут до меня дошло – я бросил сверток на пол, будто обжегся, и посмотрел на свои пальцы – их подушечки были синими – тонкие, короткие смертоносные жала по всему листу обертки, меня начало качать, я почувствовал тошноту, в глазах потемнело: «Вот как оказывается все происходит, теперь Я на твоем месте, Ксю». Своим угасающим умом я успел понять, почему умерла Юлька – яд был на игле.
Маленький пакетик, какие продаются в любом магазине, валялся на полу, заливаемый моей кровью, внутри лежал пластмассовый цветочек – белый с зеленой серединой, точь-в-точь как на её розовых тапочках.