— С детства тяготею к субтропическим военным тайнам, — прокомментировала сообщение Антонио медсестра по кличке Тоня Ласкай-Переда. Антонио был самым старым санитаром острого отделения психбольницы, и звали его Павлик. Кличку Марк Антонио Квазалупо он получил за сильнейшую тягу к чтению во время работы книг на греко-римскую тематику. Постепенно Марк и Квазалупо отпали, и осталось Антонио.
Польщенный вниманием дамы старик Антонио застыл в позе позднеримской императорской статуи, а его требующий стирки, но еще белый халат при желании можно принять за укороченную тогу.
— А почему именно субтропических? — поинтересовался он.
— Это зависит от того, в каком климактерическом поясе вы живете, — авторитетно разъяснила Тоня Ласкай-Переда. После чего, с выражением глубокой задумчивости на лице, добавила:
— Тут не все так просто, проблема это эмбриональная.
Тонька работала санитаркой в женском отделении. Но, недавно, главным образом за счет бессонных ночей перед экзаменами, которые она проводила в постели с преподавателями, ей с трудом удалось окончить медицинское училище. После чего, уже в качестве медсестры, ее перевели в наше отделение. И теперь ей не терпелось блеснуть перед подчиненными своей высокой образованностью.
— Высказывания уважаемой медсестры Антонины вновь подтверждают справедливость старой истины о том, что настоящий хомяк в своей жизни должен сделать три вещи: пожрать, поспать и сдохнуть. Впрочем, иногда перед смертью ему дозволяется перднуть, — резюмировал высказывание своей новой начальницы старик Антонио. Он был стар, мудр и очень силен физически. А так же как мужчина. Принадлежность к женскому полу по старинной древнеримской традиции он не прощал никому. Вся больница знала, что года полтора назад одна разбитая склерозом старушка из старческого отделения родила ему чудесную малютку.
Медсестра уже широко открыла рот с целью дать достойный отпор гнусному выпаду зарвавшегося санитара, но ее прервал возглас молодого врача Степочки, неожиданно вошедшего в комнату младшего медперсонала.
— Верхнюю пуговицу застегнуть! Приготовить к проверке подворотнички!
Фортуна поперхнулась. Выполнить команду Степочки она не смогла физически, так как с раннего детства была приучена выполнять команду «Верхние пуговицы расстегнуть!».
Степочка был большой шутник и бескомпромиссный онанист. Не смотря на юный возраст и острое постоянное желание жениться. Он страдал ожирением по женскому типу, когда жир откладывается на груди и ягодицах, что очень мешало претворению в жизнь его смелых планов относительно  вступления в брак.
— Правильно Антонина устав патрульно-караульной службы понимаешь, — продолжил Степочка, робко и очень по-доброму похлопывая новую медсестру по заднице, — Чует мое сердце — мы сработаемся.
В нашей психбольнице было всего четыре врача-мужчины. Один из них был запойный пьяница, другой уже преодолел планку, отделяющую запойное пьянство от хронического алкоголизма. Главный врач подумывал о выходе на пенсию и в мужья не годился. Четвертым был Степа. В заваленном по пять месяцев в году сугробами областном центре с работой было плоховато. Люди в психбольнице работали десятилетиями, и молодых медсестер почти не было. И тот факт, что главный врач именно  в наше отделение направил эту грудастую румяную деваху, у которой не было смены, чтобы ее кто-то не трахнул, Степа расценивал как знак судьбы. А старика Антонио он старался не замечать. Старик Антонио работал в буйном отделении со времен царя Гороха Великого и в его присутствии вставали даже косившие дурку дезертиры и татуированные воры в законе. «В конечном счете, какая разница, кто ее будет дрючить в ночные смены, — утешал себя Степа и его душа пела и плясала, — зато в первой половине дня, где-нибудь после утреннего обхода, а еще лучше после обеда…».
— Он, кстати, прав оказался. Через пол года они поженились. И вся больница знала, что в течение этого полугода старик Антонио тщательно следил за тем, чтобы случайно, по пьяни или спросонья в ночную смену, не трахнуть Антонину Ласкай-Переда. Сострадание к побежденному и древнеримские представления о чести, ядрена корень.