Однажды, где-то в середине октября, М.Ю. Лермонтова занесло в Горки. Не то побухать приехал, не то баб местных поебсти. А может, материал собирал для новой книги. А может, ни хуя он не собирал... Хуй с ним, в общем; занесло так занесло.
И шел он себе по дороге проселочной, и встретил В.И.Ленина. Первой его мыслью, конечно, была: «Нихуясе! Ленин, йопта!»; но он сразу вспомнил, что ничего странного тут нет – просто Ленин в Горках живет. «Паздаровацца типо нада – вождь фсетки нах!», - подумал Лермонтов.
- Здрасьте, Владимир Ильич! Как пажываете?
- Здогово, песатель! Дунуть хошь?
- Дунуть? Штож, можно… - Лермонтов немного удивился такому предложению от вождя мирового пролетариата, но дунуть он-таки хотел.
- А у тебя есть? – Ленин был любителем дешевых разводов.
«Разводит, сцука», - подумалось Лермонтову.
- Што, песатель, нету у тебя дудок? – позлорадствовал Ленин, - лана, не ссы, поехали, тут недалеко, - и поманил Лермонтова в сторону небольшого деревянного сарая. Толкнув ногой ветхую дверь, отчего она ебанулась с петель, подняв пыль, Ленин выкатил распижженный Иж-Планета.
- Ты как, недавна ссал-то? Сиденье-то не обделаешь? - поинтересовался В.И.
Лермонтов в ответ лишь слабо усмехнулся и махнул рукой.

Обкуренный в жопу учащийся второго курса ПТУ Иван Редькин продрал красные очи и обвел долгим взглядом свою убогую комнату. Недавно ему перепало песдатых шышек. Ваще говоря, предназначались они вовсе не ему; это были шышки его соседа по комнате. Однако, пользуясь тем, што тот спал как убитый после вчерашней пьянки и будучи очень жадным и паскудным мудаком, он просто спиздил их из его куртки, подумав, што тот один хуй не вспомнит нихуя. Затем пошел ну кухню, соорудил аппарат и, решив не бодяжить, задул пробку в одно рыло. Шышки вставили сразу и сильно и до сих пор не отпускали. Налив граненый стакан воды из под крана, Иван вернулся в комнату и включил телевизор – Рубин 714, который принимал всего два канала – первый и, бля, второй. По первому была профилактика, а по второму што-то песдел Путин. Иван хотел уже вырубить ящик, как вдруг Путин многозначительно замолчал, а затем строго посмотрел ему прямо в глаза.
- Штож тебя, сцука, не учили, што чужое брать нехорошо? - сказал президент.
Иван застыл на месте.
- И без разрешения – тем более!
Иван залпом ебанул стакан воды.
- И кто ты после этава?
Иван, не выключая телевизор, ломанулся  на кухню.

Минут через двадцать мотоцикл со страшным грохотом подкатил к соседнему селу.
- Обосцался-таки? – поинтересовался Ленин у слезающего с мокрого седла Лермонтова.
Лермонтов в ответ снова лишь слабо усмехнулся и махнул рукой.
- Пайдем, песатель.
И они двинулись по направлению к крайней хате, фасад которой был выкрашен в красно-желто-зеленую раскраску. На завалинке мирно втыкал В.И.Чапаев. Приход нежданных гостей, однако, не застал его врасплох.
- Сколько? – вместо «здрасьте» сказал он, - половину, как всегда?
- Ты эта, Василий Иваныч, сделай полкогобля шышек, и полггамма пластилина.
- Ну, Владим Ильич, шышек – беспесды легко, а вот пластилин – хуй иво знает: получицца, али нет…
- Ну ты уж типо пастагайся… Для вождя мигавово пролетариата… И песателя – великого беспезды…
- Лана, мужыки, айда в хату.
Пройдя в горницу, Чапаев врубил комп. Лермонтов сразу обратил внимание на необычный девайс, стоявший рядом и подключенный через USB-port. Внешне он напоминал собачью будку.
- А это типо, таварищ Чапаев, што? – паинтересовался он.
- Валшебная, йобтыть, шкатулка, таварищ песатель! Ваще, - Чапаев стал серьезным, - я хуй знает што это такое, но оно, типо, работает.
- И как же оно работает, Василий Иваныч?
- Как, как… Хуем об косяк! Об косяк, гыыы! – порадовался собственному каламбуру Чапаев. – Есть у меня адресок один заветный – вот я на него мыло-то и отправляю. В теме письма, значить, пишу што нада – ну, там, шышки и пластилин, а в самом письме – сколько – полкорабля и 0,5 г. И они мне, значить, на этот вот девайс заказанное-то и присылают тут же… Только вот с пластилином я еще не пробовал…
- Хто это – они? – охуевал Лермонтов.
- Блять, песатель, я ж тебе ясно сказал – хуй знает, как это работает и хуй знает, кто это «они».
- Я так думаю, тавагищи, - встрял Ленин, - што если это здесь появляецца, значить оно где-то так же исчезает. Гагмония мига, товагищи, не знает гганиц…
- Лана, харе пиздить! Я эту вашу фелософию-физику-хуизику в школе, если все собрать, только полчаса учил, – Чапаеву явно были не по нутру философские размышления, - когда-нибудь нашы учоные наверно дойдут сваими ниибаца умными головами, откуда да куда. А щас атвернитесь, не подглядывайте, я мыло захуйарю…

Иван, окончательно охуев, на кухне ебанул еще один стакан воды из-под крана и осторожно прислушался. Телевизор молчал. «Приглючило. Ахуеть», подумал он.
- Приглючило? Хуй тебе в глотку, штоб голова не болталась, - раздался из комнаты знакомый голос, - ты ж бля с непривычки щас блевать пабежышь, растаман хуев.
Иван, уже не надеясь вернуть крышу на место, ломанулся будить соседа, однако, пробегая мимо ванны, почувствовал, што сейчас блеванет. «Не спиздил Путин», - подумалось ему. И даже как-то весело так стало, удаль какая-то появилась. До песды стало как-то все.
Иван забежал в ванну и с ходу струганул в унитаз. Половина блевотни с разворота полетела на зеркало и на стену. Отдышавшись, он схватил совковый вымпел с полустершимся портретом Ленина и какой-то надписью типо «за ниибаца выдающиеся производственные успехи» и утер заблеванное ебало. Где-то в башке проскочила мысль, что вымпела этого тут раньше не было. «Сосед наверна припер, тупой иблан», - подумал Иван. Затем сел на унитаз и попытался как-то уложить в ахуевающих мозгах все недавние события.

- Слушай, Василь Иваныч, а где ты сам девайс-то нагыл? – полюбопытствовал Ленин.
- В песде, на верхней полке. Не скажу. Секрет.
- А што за адгесок-то, - не унимался Ленин.
- Сосок тебе  под носок, вот и будет адресок. Секрет.
- А што, Василий Иваныч, прям оттуда и посыпецца? – спросил Лермонтов, кивнув на дыру, которая у обычной собачьей будки была бы входом.
- Ага, щас, бля… Держы в обе руки, песатель. Тут бля тебе не книжки песать, тут соображать нада… - с этими словами Чапаев взял небольшую эмалированную миску и поставил внутрь будки. Щас все будет. У вас беломор есть? Или вы через бульбик?

Сидя на толчке, Иван попробовал сосредоточиться. Шышки, конечно, ахуенные и задул он, конечно, дохуя. Вот даже проблевался. Щас вот посидит тут, отойдет и все станет заебись.
Просидев таким образом минут пятнадцать, Иван почувствовал, что у него затекла нога. Попробовав встать, он понял, что нихуя у него не получаецца. Иван так и не успел понять, что происходит. Острая нестерпимая боль пронзила тело. Голова стала стремительно усыхать, уменьшаясь в размерах, а туловище и конечности начали деформироваться, теряя формы.  Буквально за несколько секунд то, что было Иваном Редькиным, осыпалось в унитаз кучей свежего говна, а то, что было его головой, осыпалось сверху замечательными шышками.

- Ну-ка, бля, маэстро, туш! – Чапаев достал из будки миску.
- Эээ, йобаныйгот, Василь Иваныч, облажался ты! Мы за это платить не будем!
На миске лежали заказанные шышки. В большой куче говна.
- Бля, товарищи, я же предупреждал: с пластилином может не получицца. Сервер, наверно, не настроен.

Иванов сосед встал с кушетки. Голова раскалывалась – просто песдец. Спотыкаясь и цепляясь за углы, он прошол в сортир. Посмотрев на заблеванные стену и зеркало и мысленно назвав соседа мудаком, он достал хуй и начал мочицца в засранный унитаз тугой жолтой струей.