Был восьмой час утра, а корова Надюха, словно оседланный дикий мустанг возмущённо носилась по зелёной траве близ зоокомплекса. Злилась, плакала, страдала и натужно мычала...

Продолжалась безумная скачка часа два, не меньше. На холёном, коричневом боку Надюхи зловонно дымило и, судя по всему, доставляло ей нестерпимые муки огромное, чуть ли не во весь бок свежесделаное клеймо "ГРИНПИС 34-231", а чуть ниже, буковками помельче "Колхоз Первовомайский", это означало, что Надюха теперь охраняема и взята под контроль. "34-231" был её личный, Надюхин номер. "Колхоз Первовомайский" - порт приписки.

Она осталась последней, кто не прошёл плановое и обязательное клеймение. Необходимость клеймить всю живность единогласно приняли на колхозном собрании год назад, но Надюха постоянно разьезжала по выставкам, семинарам, симпозиумам и болючая процедура откладывалась. Все сроки проведения мероприятия вышли, большинство колхозной живности забыло нанесённую человеками обиду, попривыкло к болячкам, смирилось. Осознав, что не избежать и ей, что всё равно придётся мучаться, но теперь в одиночестве, Надюха решившись, добровольно, но грустно, с утра пораньше отправилась к Михеичу. Душегуб Михеич был ответственным исполнителем. Не найдя другой подходящей работы в колхозе он вызвался выполнять жестокую и смрадную работу.

Михеич, привалясь к кособокому сараю с нехитрым инвентарём для прижигания, утирал руку о край грязного фартука и, дымя цигаркой, переговаривался с бабкой Антонихой, поминутно сожалея, что для верности перестарался и накалил клеймо до ярко-красного цвета, вместо предписанного инструкцией - тёмно-красного.

-Ничего, обойдётся, - суховато утешила его Антониха, - она ведь у нас передовица, не всё ж грамотки получать...

-Так-то оно так, - задумчиво выводил разговор на своё Михеич, - но всё же зря я её так...

В остальном всё было как обычно. Поспевала редиска, петрушка радостными букетиками украшала ухоженные грядки, гоготали гуси, дождевые червяки прокладывали извилистые тоннели в толще земли, собиралась цвести картошка.

Где-то, летали в космос ракеты, управляемые простыми людьми, как мы с вами, некоторые из этих людей выходили в открытый космос и нисколько не боялись, осознавая необходимость служения отечественной науке. Другие пытались охранять государственные границы, кто-то воровал, кто-то торговал на рынке клубникой. Проститутки и обеспеченные бездельники отсыпались, сладенько потягиваясь и пуская слюну на подушку. Алкаши кучковались у винных магазинов, по широким проспектам плотно продирались колонны разномастных автомобилей. Кто-то смеялся и любил, кто-то пересчитывал мелочь на ладошке, кто-то работал, восседая за своим столом и самолюбуясь, принимал очередное важное решение. Большинство же бесцельно слонялось по улицам, магазинам, паркам.

Только Надюхе было глубоко наплевать на всё и на всех. Ей было больно. Она не злилась на людей выполняющих свою работу, а только сожалела, что не родилась обыкновенно-дикой коровой без необходимости иметь личный номер, без обязательно-рекордных удоев, без вынужденной траты своего драгоценного коровьего времени на постоянные поездки по бесконечным выставкам...

Неожиданно появился сердобольный председатель колхоза, и выстрелил Надюхе смертью в живот, И она уже удобно лежала на травянистом пригорке, только широко-открытый глаз благодарно и безжизненно смотрел на освободившего её председателя. А прощёные ею люди готовились растащить куски Надюхи по домам. Для личного пропитания...

2005 год

Степан ублюдков присатель-прозаик, философ, отьявленный негодяй