- Так нельзя, мой друг. Так нельзя. Аккуратнее надо бы. А ещё, на мой взгляд, обезглавленная Матильда смотрелась бы лучше.
-Ну, это спорный вопрос. Она старше. У неё кровь гуще и течёт медленнее. Артерии видно совсем не было – ну что это за объект? А у этого объекта глаза – как голубой сапфир.  – он картинно выдохнул, и края губ еле заметно поднялись вверх. – А ещё перестань произносить имена! Это не по правилам…
Растушёванное, будто хряк, под потолком покачивалось насаженное за ноги на крюк тело.
Серёжа повернулся к окну. Солнечные блики и  тени от налитых жизнью майских листьев рисовали на стекле причудливый, переменчивый рисунок.
- Всё же, мне нравится Матильда. -сказал он, -У неё красивые брови. Давай она будет следующая, а?
- Не. Это будет не по правилам. У неё бородавка на щеке – слишком просто будет.
- По правилам, по правилам. Скоро ты этими правилами весь интерес отобьёшь…
Он был явно расстроен. Слишком уж большое преимущество у Димы. Можно было бы смухлевать, но оппонент предусмотрителен – не вышло.
Дима присел на корточки и, слегка склонив голову набок, стал водить пальцем по густой алой луже с округлыми краями. Лужа благородно блестела, как старинный бархат. Он поставил в центр лужи голову. Невнятного цвета волосы с вкраплениями седины упали в неё и нарисовали что-то, похожее на изморозь.
- Хватит скучать! Поиграем?
Дима достал из кармана брюк аккуратно сложенный белый носовой платок с отутюженными краями, и вытер об него палец. Серёжа повернулся и с улыбкой кивнул.
- Чёт – «сахара», нечет – «муравейник», больше десяти – «Днепр»
Серёже никогда не нравилось это название (зачем игру называть в честь холодильника?), но он давно, ещё с трёх лет привык к тому, кто в их дуэте лидер, а оттого никакой борьбы вести не было смысла. Выпал «Днепр»…Жаль. Сахара красивее.
Они вышли из комнаты, и зашли в соседнюю, отделённую стеклом толщиной в два пальца, идущим от потолка до пола.
Комната была маленькой и голой, лишь на одной стене одинокими старческими зубами торчали рычаги. Дима взялся за один, прикрыл глаза, прочёл на йикссурском благословение и опустил. Затаив дыхание и прижавшись к стеклу, стали смотреть, как по желобам, выходящим из четырёх углов комнаты потек азот и стал растекаться по лабиринтам, выложенным в полу. Медленно и очень живописно плыл он, приближаясь к центру комнаты и оставляя за собой тонкие полосы бесцветного пара. Алая лужа тоже стала парить, только по-другому: будто бы таёжное болото выпускала она из себя чёткие полосы маленьких белых облаков и; лишь поднявшись высоко над полом, объединялись струйки в общую бесформенную массу.
Из-за пара стало почти ничего не видно.
- Давай вытяжку, Митя! Не видно же ничего.
Пар быстро рассеялся и открыл потрясающе красивый вид: лужа стала напоминать печенье, в центре которого вишенка, только всё большое и белое, как пудрой сахарной присыпанное, а у вишни всё ещё вырисовывался бугорок носа и глазные впадины. Серёжа залюбовался, а потом, боковым зрением увидел в стекле своё отражение с красными щеками и испариной на лбу. Он отступил назад. Не любит он своё отражение – злится. Однажды даже ударил сильно по стеклу. Потом Дима наказывал его. Долго и больно.
Теперь Димин черёд. Он протянул руку и опустил следующий рычаг. Сработали механизмы, из крепежа вышли стержни; быстро замороженная туша, похожая на сталактит, рухнула на пол и, разбившись, рассыпалась по полу великанским бисером из кусочков ног, рук, пальцев.
- Не знаю, что-то мне сегодня не очень понравилось, –отметил Дима, - Как-то не было эстетики. Скучно.
- Я же говорил, что Матильда была бы лучше…А вообще, если бы нам столько денег не досталось, то играть бы мы не смогли и совсем от суки померли.
Серёжа осёкся. Дима не любит, когда ему указывают на ошибки или говорят о деньгах.
- Надоело мне. Пошли в «Что? Где? Когда?» поиграем. Только голову не забудь.

Голова была мокрая, т.к. начала оттаивать, и была настолько холодная, что её приходилось перекладывать из руки в руку, пока гулкий коридор не привёл в «Железный Зал». В нём было тепло, лёгкий искусственный запах сирени витал по комнате, но всё же при входе охватывало чувство какого-то внутреннего холода из-за стальных стен и отсутствия окон. В центре на полу мозаикой был выложен квадрат из зубов и металлических коронок, на котором лицом к священной стене стоял двухместный диван. Немного поодаль зияло, как космос, чёрным глазом отверстие для приношения. Серёжа скинул в него голову и, торопясь в предвкушении азарта, прыгнул на диван. Дима окинул его осуждающим взглядом – такое поведение было неприемлемо в их лиге – однако промолчал и сел рядом. Как в кинотеатре свет стал понемногу угасать, таинственно освещая лишь священную стену.
Щелчок будто лезвием разрезал гробовую тишину зала, зашелестели густо смазанные поршни, закрутились невидимые шестерни, и стена ожила, вынимая из себя одинаковые, будто клоны, стальные кубы. Они выдвигались поочерёдно, хаотично, но завораживающе. Они перемещались, как пятнашки, мягко вальсируя пока не застыли, обозначив тем начало игры.
- Третий справа шестой ряд.- громко произнёс Сергей. Лицевая стенка куба мягко съехала вниз, оголив его нутро. Внутри была голова, немного обгоревшая, с натянутой, похожей на пергамент кожей и ввалившимся носом.
- Э-э…Думаю…Константин, садовник, 1998 год.
Стенка куба поднялась обратно, и он плавно стал задвигаться в стену, пока окончательно не исчез из вида, оставив вместо себя тёмное пустое пятно.
- Пятый слева из второго.- сказал Дима.
Появившаяся голова была новее, кое-где были видны волосы.
- Это Настя, горничная с большими сиськами, -он улыбнулся,- а год это был 2000!
Дима был уверен в победе и по-мальчишески ехидно улыбался, однако куб скрылся в пустоте стены, не принеся ему баллов.
- Первый ряд первый слева.
Серёжа каждую игру произносил именно эту комбинацию, но она ни разу не приносила ему баллов. Видимо, именно это стимулировало его всё время её повторять, в надежде перебороть неудачу. Куб выехал, открылся, и Серёжа несдержанно подпрыгнул, захлопал в ладоши и закричал:
- Мама! Мама! Это же мама!
Куб не реагировал.
- Наташа, бухгалтер, 1988 год!
Куб осветился изнутри, завибрировал и выкатил мамину голову прямо к Серёжиным ногам. Он схватил её в руки, прижал к груди и начал носиться с ней по комнате смеясь, плача и целуя оголённые кости лба.
- Хватит уже,- ревностно и строго сказал Дима,- Закатывай её и пошли.
Серёжа остановился, с грустью посмотрел на Диму и, подойдя к дыре в полу, аккуратно положил в неё голову. Она укатилась от него куда-то под пол, махнув на прощание выцветшей прядью волос. Серёжа смотрел ей вслед, будто бы ждал, что она появится вновь. Игра есть игра. Надо по правилам.