Про рифму тут народ стебался,
Мол, нет у Тура рифмы ни фига.
В ответ Тур Генев скромно улыбался:
"На кой им рифма белого стиха?"

Размеры, ямбы, чертовы хореи,
Хитросплетенье слога и слова,
Наверное, придумали евреи,
Распявшие уБогого Христа.

Конечно, розы, пахнущие сладко,
Не то, что буйной жизни острый шип.
Изящности немного, с верой шатко,
Поэтому мой стих похож на хрип.

На хрип забитой в перебранке твари,
С судьбой тягающегося мотылька,
Который поступь жизни презирает,
И мнит, что будет жить еще века.

Тщета попыток вырваться из плена,
Постылой тягомотины судьбы.
Меня пока еще не одолела,
Не встали на дыбы последние мосты.

Последствия душевной катастрофы,
Рыгнув, переварило крепкое нутро,
Поэтому так неуютны строфы,
Пинающие наше бытие.

Кругом разлад, убогость, пепелища,
Весна как скальп сдирает белый шарм,
И мерзость улиц обдает грязища,
Из-под колес в металл одетых дам.

А Родина стремится в лоно Черта,
Народ ее – шакал над падалью царя,
И миллионы жертв советского аборта,
Надеются, что было все не зря.

Я с ними брат и черствой коркой хлеба
Давлюсь, превратности кляня,
Рифмованными в кровь частями света,
Какие тут уж к черту кренделя?

Не нравится? Вам дать весны и грезы?
Да, икс вам! С этим не ко мне.
Еще куда б ни шло там, про березы,
Чтоб сук покрепче близко был к земле.


Канат на сук повесим тяжким цепом
Чтобы дружно разом вздернуть ввысь,
Типичные пороки недочеловеков:
Позор и глупость, чванство и корысть.

З.Ы.
Убийство постиндустриальной твари,
Караться по закону не должно,
Оно итог подводит лишь печальный,
Что человеческого в нем одно дерьмо.