Вот мы и дожили до весны, а ещё пару месяцев назад казалось – пиздец, зима – это навсегда. Нет, всё-таки даже март уже кончился. Второе апреля. Суббота. Просыпаюсь медленно, с удовольствием, подставляя голое тело льющему из окна солнцу. Теплее одеяла, нежнее любовника, гладит чувствительную со сна кожу. Расслабленно прислушиваюсь к своему организму в поисках похмелья, но похоже, вчерашняя водка с оливками рассосались без следа. Ну, тогда можно и вставать потихонечку.
Открываю нараспашку форточку. Кошка, недовольно мявкнув, перетекает с подоконника на ковёр и растягивается серой кучей в пятне яркого света. Крошечные разноцветные пылинки кружатся в воздухе, как песчинки в взбаламученной воде. Ветер колышет занавеску и подвешенную под потолком колючую рыбу-фугу.
Всё сегодня не торопясь, лениво и свежо: душ, завтрак, одеться. Жаль немного, что нужно-таки пиздовать на работу, но сегодня кажется, что даже и это – к лучшему. Даже дырявые кроссовки, в которых я гуляю с собакой, кажется, наполнились новым смыслом и вызывают умильную ностальгию по километрам, пройденным в них. Дверь масляно щёлкает замком и прохладным уютом встречает меня лестница. Солнце пробралось и сюда, высветило неровности в крашеных стенах, пыль между балясинами перил. Где-то выше раздаются гулкие голоса соседей, детское гуканье – они уже вернулись с прогулки. А мы ещё только идём.
Во дворе тоже всё иначе. Кажется, за одну ночь исчезла короста грязного льда с тротуара – соседи переставили поплотнее свои джипы, как будто это они сами, а вовсе не весна, отвоевали у природы асфальтовые пространства. Пахнет влажной прогревающейся понемногу землёй, древесным соком, который, невидимо для глаз, но ощутимо для сердца, начинает, потихоньку ускоряясь, струиться под чёрной корой. Пахнет прозрачными лужами у серых берегов бордюра, радужной плёнкой по краям. Помнится, в детстве я думала, что это такая специальная волшебная вода, и долго не могла поверить в какие-то банальные нефтяные отходы.
Из соседнего подъёзда вылезает, переваливаясь, толстая женщина в красной кофте, с веерными граблями в руках. Из распахнутого окна на третьем этаже за ней наблюдает её пожилая мама, а женщина, ловко перехватив грабли, собирает с газона жухлую траву и прошлогодние листья. Благоустраивают территорию, активисты. Трогательно торчат голые палки, которые позже, я знаю, расцветут маленькими красными розочками.
Сверху тяжело падает что-то в размокшую детскую песочницу, а следом, расстроено каркая, планирует взъерошенная ворона. Моя собака, кажется, стала от солнца ещё рыжее, и, кося на меня глазом, нюхает чужие ссаки на колесе «мерседеса». В другом конце двора тихо разговаривают, часто кивая друг другу, две мамаши: одна высокая и худая, в больших очках, другая тоже высокая, но толстая, в кожаной куртке. У их дочерей разница в возрасте года два: старшая, с торчащими из-под шапки косичками, показывает младшей, завёрнутой в болоньевый комбинезон, что-то в корнях куста будущей сирени. До меня доносят обрывки разговора матерей, одна из них спрашивает о планах на день, другая отвечает, что они хотели бы сходить сегодня в церковь.
Через арку во двор задувает ветер с реки, заставляет меня ёжиться и прятать пальцы в рукава, но щеками я чувствую, что он всё-таки тёплый и пахнет весной. Ещё не родившейся травой на берегу Малой Невки, сгустившимися выхлопными газами дачников. Свежевымытыми иномарками, синим небом, близким летом, когда можно будет в босоножках по городу и пальцами ног чувствовать тепло от прогретого тротуара. Бабульками в плащах, немного помятых, потому что только что из шкафа на смену искусственным шубам, воробьями, огалтело чирикающим в кустах. Долгими прогулками по гранитным плитам набережных, туманом над пристанями, нагретыми в ладонях горлышками пивных бутылок. Странными разговорами в три часа ночи, обострившимся сумасшествием водителей маршруток. Ещё не заработанными деньгами, крикливыми туристами и головной болью от бесконечных забот. Возможно – новыми любовниками, каплями красного вина на простынях. Наверняка – шашлыками и первыми, маленькими, но упрямыми цветами жёлтой мать-и-мачехи. Ностальгией и мечтами, может быть – слезами, точно – смехом, надеюсь что – любовью.
Ветер шевелит коротко остриженные волосы над воротником пальто и говорит мне, что всё будет хорошо.
Ваша,
ego (mudachka)