В тот день я проснулся часов в двенадцать, потому что всю ночь обсирал в сети каких-то евреев-жопотрахов. В школу успевал к четвертому уроку, а он в тот день был последний — не идти же ради какой-то голимой физры? Тем более, занятия сейчас в парке, а по грязи бегать западло, я не для того кроссовки покупал.
    Ну, и сижу в туалете, книжку какую-то немецкую рассматриваю — мама ее принесла. Про то, как кроту на башку неизвестный навалил кучку, и он ходит, допросы разным зверям устраивает: кто как срет? Мама считает, что это полезная книжка — ну, вы понимаете. Располагает к размышлениям. Я еще сигарету мамину выкурил там. Минут пятнадцать просидел. Тут звонок в дверь. Думаю: «Подождете. Не бежать же со спущенными штанами?» Пока они там трезвонили, я туалетную бумагу мотал, орал: «Сейчас, сейчас!», потом руки еще мыл. Когда воду выключил, звонить уже перестали. В глазок смотрю: нет никого. Открываю – тоже никого. Мелкие хулиганят. Но тут, блин, вижу пакет какой-то на резиновом коврике. Ленточкой подарочной перевязан. Типа сюрприз. Аж приятно стало. И шаги на лестнице где-то далеко внизу. Я к окну кинулся, чтобы посмотреть, кто мне подарок-то сделал, ждал, ждал —  не вышел никто из подъезда. Вроде, и «спасибо» сказать некому. Значит, в нашем доме живет, раз не вышел. На первых этажах где-то. Я-то сам на двенадцатом, вечно пешедралом на верхотуру лезу, когда лифт не работает.
    Пакетик разодрал, а там кассета. Вставил в видик, пожрать себе принес еще — чаю налил, два бутерброда сделал с колбасой, сыром и кетчупом. Кекс еще нашел шоколадный. Расставил всё это добро на низеньком столике, тыкаю пультом. И чо я вижу? Стены бункера какого-то, облезлые, говняно-зеленого цвета, все почеркушками измазаны. Крупная надпись красным: «ЖОПА». Камера качается, освещение слабое. Какая-то башка лохматая в камеру язык показывает, при этом заметно, что мужик сам себя снимает.
    Пока он мордой в камеру лез, я отвернулся, бутерброд один сжевал и полчашки выпил. Когда я ем, я ни на что другое внимания обычно не обращаю. Глаза поднимаю — бляяяяяяяядь! Мужик стоит, на хачика похожий, с ирокезом, а перед ним на коленях – бритоголовый, со свастикой на черепе, и звуки такие: чмок, чмок, аааааа, ааааааа! И бутерброд мой струёй обратно вылетел, на ковер, мне на колени и на столик с кексом шоколадным, а ковер мама только в прошлом месяце купила, пушистый такой, чтобы у меня ноги на линолеуме не мерзли. Я в пульт руками забрызганными тыкаю, а видик не выключается, падла, — батарейки старые, и эти двое жопотрахов там чмокают и стонут, извращенцы поганые! Я как представил хуй у себя в горле, меня снова вывернуло, только на этот раз больно стало, потому что блевать уже нечем, а рвотные позывы всю глотку раздирают. Бляяяяяя! Я к телику подбежал и так его вырубил. Ковер потом замывал час где-то, еще раз вывернуло. И я уже твердо знал, что найду эту гниду, которая кассету мне подкинула, и разобью ее вонючий хлебальник так, что туда не только хуй панка влезет, но и башка этого самого скина. Тем более, гнида эта живет в моем подъезде! Я не хочу, чтобы у меня соседями были выродки вроде него. Еще ленточкой розовой перевязал — вот мудак, а? Я майку сменил, она все равно грязная была. И треники поменять пришлось, я их тоже забрызгал. Еще и помылся на всякий случай, и зубы почистил, хотя я вообще запах зубной пасты ненавижу.

* * *

    Первым делом я пошел к Лысому — он мой одноклассник, на втором этаже живет. Как вы уже догадались, наверное, он скин-хед, только он из ред-скинс, а не вайтпа. Я знал, что он точно в школу не ходил сегодня, — ангина у него.
    Лысый слушал какой-то тяжеляк, я все ноги в тапочках о его дверь поотбивал. Ору: «ДРОООООООН!» Прячется, падла. Он это и был, точно! Выебистый парень. В прошлом году на мой день рожденья дохлого хомяка в салат «Оливье» засунул. Он открыл все-таки, в одной руке «Мертвые души», которые он по программе читал, в другой — сигарета. Я сразу кассеткой перед его мордой поигрывать начал, а он идиотом прикинулся, будто в первый раз видит. Я спокойно прохожу в его комнату, кассету в видик сую и рядом становлюсь. Он смотрит, невозмутимо так. Вот рожа эта языкастая в камеру полезла, потом я отвернулся, а он завопил:
— Серый, ты пидар, что ли?
    И эти чмокают и стонут. Лысый видик вырубил и к стенке жмется, как будто я заразный. Я ему все рассказал — и про звонок в дверь, и про проблев. А он:
— Первое апреля сегодня, придурок! Пошутил кто-то из наших. Но, конечно, он гондон ебучий после этого. Надо же, а? Скин у панка вонючего сосет, да еще панк — хачик какой-то голимый.
— Может, все-таки жид?
    А Лысый, авторитетно так, как наша училка биологии:
— Хачик это. Азербайджанец. Генотип у них такой.
— Точно не ты принес?
— Что я, на пидара похож? А в хлебальник?

    Ладно. На третьем этаже у нас рэпер живет, на два года младше, чем мы с Лысым. Из школы только что вернулся, обедал перед теликом. Мы вдвоем уже к нему завалились, тоже кассету в видик запихали. Он котлетой подавился, мы его по спине колотили. Бабушка его приперлась в комнату, всех троих чуть не убила. Еле кассету у нее отобрали. На двенадцатый этаж драпали от нее, потому что лифт не работал опять.
    На девятом этаже у нас вообще отморозок полный живет, в колонии сидел. Он смотрел ровно две минуты, пока отсос не начался. Он тоже обедал в это время. Сказал, что лично этой гниде руки переломает, так, чтобы нечем было камеру держать.
    Короче, к пяти часам у меня собрались пацаны со всего подъезда, одиннадцать человек. У рапера брат старший опером был, как оказалось, и он себя Шерлокхолмсом возомнил. Удумал отпечатки пальцев у нас взять и сличить с отпечатками на пакете. Перемазал всех помадой моей мамы, от Мэйбелин, она коричневая такая, поносного цвета. Не вышло ни фига, конечно. Там неделю надо было разглядывать, кто этот пакет лапал.
    Лысый ни с того ни с сего говорит:
— Я после этой шняги неделю теперь дрочить не смогу. Пидары везде мерещится будут. Нет, вот гондон ебучий, а? Типа, скины у панков сосут, у анархистов зассанных! Это политика! Вот такие мудаки нас дискредитируют постоянно.
    А сосед с шестого этажа ему отвечает:
— Это ничего не значит, может, это не скины ни фига. Порноактеры тоже часто переоде... — И заткнулся на полуслове.
     Я свои соображения высказал: наверное, сетевые жопотрахи, которых я обидел ночью, мой ящик взломали и адрес пробили по домашнему телефону. Сам виноват, нечего было инфу о себе расписывать.
    И Лысый мне:
— Да кому ты там нужен со своим адресом? Это агитация против нас.
    Рапер помаду с носа вытер и рассуждает:
— Где-то в нашем подъезде живет взрослый мужик, извращенец. Пидар и педофил. Школьникам подбрасывает это говно. Тащится он от этого. Подбросил – и ждет, что ты посмотришь. Ну, чисто прет его от того, что ты смотришь его кассету. Как будто сам у тебя на глазах подрочил, сечешь? Скины, панки – похуй. Он с таким же успехом мог пожарника с раввином снять. Я понятно говорю? — И у них начинается долгая политическая беседа с Лысым. Они даже на кухню вышли, и там еще отношения выясняли.
    В это время мелкий с первого этажа из туалета вылез с маминой книжкой про крота и всем под нос ее совать начал, так что мы про кассету забыли на время. Рапер сказал, что эта книжка — чтобы немецкие дети знали, кто как срет, а Девятый этаж напиздел, что немцы реально друг другу на голову срут, когда ебутся, и жрут еще это говно, и кончают. Мелкому поплохело — еще бы, первый раз про копрофагов услышал.
    И тут голос подает мальчик с пятого этажа, отличник такой тощий, очкастенький, заучка лопоухий. Он до этого в дисках моих рылся. Откашлялся, варкрафт последний на пальце крутит:
— Слышьте, мужики! Тема! У нас в городе дядька один живет, ему лет пятьдесят уже. Я осенью с Рексом гулял, когда темно уже было. В садике этом, около Посадской. Мы еще не поменяли квартиру тогда. Он подходит и говорит: «Мальчик, я тебе двести рублей заплачу, если ты просто посмотришь». Ну, я думал, он дрочить будет, как все, а он знаете чо сделал? Вибратор себе в жопу засунул! Ни фига себе, да? Довольный такой стоит, в жопе у себя этой шнягой ковыряет, а Рекс его еще между ног понюхал. Я пиздец как рад был, что мы переехали. Ни фига себе, какой псих жил рядом! — И тишина в квартире мертвая. Все на очкарика уставлись. А он себя почувствовал героем дня, не меньше, и еще про пидоров рассказал — как у его брата-курсанта прапор отсосать хотел, и как этого же брата двое мужиков домогались вечером на пляже. Не брат, а проститут какой-то. И этот с виду приличный, а туда же, во вкус вошел.    
Лысый первым очухался, спросил:
— А ты у этого, с вибратором, деньги взял?
— Ну, взял, конечно, раз дают. — И глаза за стеклами очков наглые-наглые.
Сам он пидар будущий. Я его попросил убраться нахуй из моей квартиры и диск с варкрафтом отобрал. Он же еще и обиделся. Гомофобом меня обозвал. Я спрашиваю, что это такое, и он объясняет, что это парни, которые говорят, что ненавидят пидаров, а сами втайне на мужиков дрочат. Нечем крыть. Вот суки: раз сказал, что не пидар, то получается, что ты пидар на самом деле, только не признаешься. Хитрые жопотрахи.
    Очкастый надо мной сжалился:
— Серый, давай просто вынесем эту дрянь на помойку и забудем, а? Чего ты с ней бегаешь как крот с какашкой на башке?
    Это мне как-то в голову не приходило. Я бы сначала морду набил тому, кто ее принес, как Николас Кейдж Машине, а так главный вещдок пропадет. Ну и хрен с ним. И лифт как раз заработал — у нас шахта лифта рядом со стеной на кухне, слышно так, будто ты рядом стоишь, трещины уже по стене пошли от этого. И солнце на улице вовсю греет, и небо чистое, ярко-пидарского цвета. В общем, хорошо на улице.

* * *

    Вышли с Лысым, очкастым и рапером. На детской площадке четыре панка сидели, пиво «Степан Разин Специальное» жрали из пластика, курили  и ржали над чем-то, как кони ненормальные. А за детской площадкой как раз баки мусорные стоят. И мы туда торжественно пошли, увязая в жидкой грязи на газоне, и я кассету на вытянутых руках нес, как будто она СПИДом заражена или сифилисом. Панки уставились на нас и переговариваются тихо. Я кассету в бак кинул, там на четверть где-то мусора набралось, еще пакет какой-то порвался, картофельные очистки рассыпались. Мягко легла. Там ей и место. И тут надо мной тень нависает:
— Так, мальчик, ты что это выбросил, а? — Держит меня за шкирку, здоровый панкер такой, при параде, морда в прыщах, хайры дыбом — они ирокез не каждый день ставят, а только по большим праздникам, как сегодня. Хвост у него кликуха, в соседнем подъезде живет.
— Шнягу я выбросил. Говно какое-то под дверью оставили, понятно? Мне это в доме нафиг не нужно!
— Ты на каком этаже живешь, на двенадцатом?
— Ага!
— Я тоже. Интересное совпадение, да? Подвинься, пиздёныш! — Приподнял меня за ворот и поставил подальше от бака. Наклонился туда, прямо руками полез, свинья, достал эту пидарскую хренотень, о джинсы вытер. Лыбится щербато:
— Ну чо, мелкий, понравилось? — Еще спрашивает, хуесос!
    Ну, и мы четверо заорали на весь квартал, чтобы они шли нахуй, жопотрахи сраные, и сами дрочили на свое говно. А эти помрачнели.
И Хвост, сосед мой:
— Так, пацан, ты что это говном назвал, а?
— Порнуху вашу пидарскую!
Хвост угрожающе так протянул:
— Чёёёёёёёёёёёёёё? — И снова за шкирку меня хватает, жопотрах прыщавый.
Я капюшон балахона из пальцев его выдираю, ору благим матом:
— Пусти, мудак, щас мама моя домой вернется, понял? Я ей скажу, какую парашу вы несовершеннолетним раздаете. Она на тебя ваще в суд подаст, понял?
    И они там друг с другом: гыгыгы! И другой панк, с красным ирокезом, мне говорит:
— Ты, мальчик, слишком много на тебя берешь. У тя ваще музыкального образования нет. Не тебе судить, что такое параша, понял? Параша – это там, где твое место. А жопа – это не параша. Жопа – это альтернатив, понял?
    Я ему честно ответил, что не понял.
    Хвоста вдруг осенило что-то:
— Детишки, вы до конца смотрели?
    И я честно ответил, что смотрели, пока отсос не начался. Хвост ржет, эти трое аж по земле катаются, красный себе  даже пиво на ширинку пролил. И визжит:
— Бляяяяяяяяяяя! Бедные дети! У вас теперь травма голубая на всю жизнь! Гыыыыыыы!!!!!!!!!!!! Придууууууууууурки!!!!!!!!!! Дебииииилы!!!!!!!!!!!!!
    Хвост меня снова за капюшон берет — заколебал уже. Говорит:
— Пошли, досмотришь. Тебе понравится. Травму твою голубую лечить будем. Берите этих недомерков — и ко мне.
    Мы отбивались, конечно, только они здоровые, как лоси. Запихнули нас в грузовой лифт. Красный спокойно так спрашивает:
— Хвост, ничо, если я в угол поссу?
— Ссы на здоровье. Будь как дома.
    И этот отливает. Лужа растеклась, стою новыми замшевыми кроссовками в моче. СВИНЬИ! Ну, я не выдержал:
— Тебе что, скотина, до унитаза не донести было? У тебя недержание, что ли?
    А красный гогочет:
— Не нравится — можем в тебе рот поссать. Все пидоры делают это. — И голову мою нагибает, как будто и правда в рот отлить хочет. Шуточки у них такие, у мудаков… Хвост на кнопку «12» нажал. Лифт медленный, сука. Эти две минуты, пока он шел, мне часами показались. Красный еще соплю из носа выковырял, длинную такую, тягучую, и над лифтом прилепил, чтобы вляпался кто-нибудь мордой. СКОТИНА!
    Завалились в квартиру Хвоста, оставляя мокрые следы. Родители у него, по ходу, алкаши – в квартире грязь; не знаю, бачок у него в туалете не работает или он просто воду не спускает принципиально, только вонища дикая. Бутылки пустые везде валяются, штук двести или триста — и пластик, и стекло. Весь пол перед телевизором ими устлан, как ковром. Электрогитара на полу лежит, и еще одна, электроакустическая, прислонилась к табуретке. Обои драные, плакаты анархические, кружки с бурыми чайными пакетиками на всех столах, остатки какой-то жратвы на тарелках. Короче, может, настоящие панки — это и круто, но я бы лучше с ненастоящими потусовался, которые «Короля и Шута» слушают.
    Хвост ногами бутылки расшвыривает, дорогу себе к телику прокладывает. Вставляет. Еще на полную громкость врубил.
    Я отвернулся, так они мне башку обратно повернули, чуть шею не сломали.
    Ну, рожа эта языкастая. Потом мои старые друзья — скин с панком-хачиком. Лысого с рапером тоже держат, а очкастый уселся на диване рядом с красным и смотрит, как будто он тут самый умный, ценитель пидарской порнухи.
    Хвост нам лекцию читает:
— Видели надпись на стенке — «Жопа»? Это наша группа так называется. Парень со свастикой — это красный скин, кореш мой. Он просто мордой туда-сюда двигает. А сосание мы вообще отдельно записывали, понятно?  Вот… А хачик этот — наш басист, Малик. А кассета эта, которую ты, пиздёныш, в мусорку кинул, — единственный экземпляр нашего клипа на видео. Если бы ты ее проебал, я бы тебя самого сосать заставил, понятно? Потому что сводили на компьютере, а у меня его нет, и это мне на день рожденья оператор подарок сделать хотел, слышишь, даун?
— Слышу, не глухой.
    А там чмоканье понемногу затихает, потом запил гитарный, колонки фонят, отбивка пошла и тарелки. Кто-то этого скина гадами пинает, а он по полу катается, морду прикрывает. И какие-то уродские голоса повторяют:

Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!

Потом тяжеляк такой пошел и голос Хвоста, только я слов не разобрал, потому что звук был очень плохой,  Хвост мне пересказал содержание песни:
    «Ариец, натурал, не гордись своей белой жопой. Любой хачик натрет ее тебе так, что она станет не белой, а красной, а потом измажет ее твоим же говном, и она станет такой же черной, как и у него». А припев у них вообще был паскуднее не придумаешь:

Черное на красном!
Хуй встает — смотри,
Как жопа меняет цвет!

Потом снова простая отбивка и опять:
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Пососи у ниггера,
пососи у азера,
пососи у жида,
пососи у Вовы,
пососи у Ким Чен Ира,
пососи, крутой ариец!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!
Вайтпа, пососи!

    У меня от их музыкальных отсосов уши заложило, эти четыре идиота нас отпустили уже и колбасятся вовсю, пиная бутылки. Типа это должно быть очень круто, а мы такие отсталые, потому что не можем оценить шедевр современного искусства.
Экран зарябил, наконец. Хвост с надеждой в глаза мне заглядывает:
— Ну чо, понравилось? Я же говорил, до конца надо было посмотреть. Глумление такое бодрое, правда? Альтернатив – это тебе не хуи пинать.
    Я покивал: типа согласен, да. Заметил еще, как у Лысого морда перекосилась от злости. Могу поспорить, что он теперь в вайт пауэр пойдет, чтобы не тусоваться с хуесосами вроде этого, который в клипе был. Рапер все время, пока песню слушали, уши зажимал и говорит кисло так, что альтернатив — интересное направление.
А очкастый откашлялся и выдал:
— Ну, гм… Концептуально!
Хвост на него с такой благодарностью посмотрел, что словами не передать. И нам:
— Свободны!
    Очкастый с ними там остался, постигать азы концептуального хуесосания, а мы с Лысым и рапером домой пошли, как оплеванные.

    * * *

И вот сижу я вечером на унитазе. За стенкой мама трахается с дядей Русланом, это даже отсюда слышно. Кровать скрипит и шлепки звонкие, мне иногда оглохнуть хочется из-за этого, а деваться некуда – стенки тонкие. Я снова книжку про крота листаю, вспоминаю, что сегодня было. Эти свиньи меня еще и гопником назвали, когда в подъезд тащили. Наверное, я и правда гопник, если их альтернатива не понимаю. Спросил бы у очкастого, что такое альтернатив, но я его видеть больше не хочу, пидора недоделанного.
    И мечтаю…
Как мы вдесятером этих панков ногами месим, и мы уже взрослые, и коротко стриженые, и на нас — «пилоты» и армейские ботинки.
И еще как мы этого маньяка с вибратором выследим и по яйцам ему надаем, чтобы не приставал к пацанам в парках.
    И еще, когда я мышцы подкачаю, я этому дяде Руслану точно ебало разобью, суке черножопой!