Наблюдали вы когда-нибудь за тем, как начинает сходить лед с речки? Как огромные глыбы, будто пробудившись после зимней спячки, с треском начинают двигаться, сначала медленно, потом уже быстрее, когда громадины расколются. К весне они тоже оживают и отправляются в свой последний путь по течению, разламывая неповоротливых соседей, пробивая себе дорогу. В эти моменты они напоминают мне людей. Они такие же разные, большие и маленькие, быстрые и не очень, и участь их ждет тоже одинаковая. Я обожаю смотреть, как сходит лед. Порой стоишь промокший от дождя, озябший, а глаза нарадоваться не могут, красотища-то какая.

Глядя на эти льдины, я снова вспоминаю случившееся зимой пару десятков лет назад. Было мне всего тринадцать лет, тогда мы с моим другом Мишаней выпили "молока" в первый и, впрочем, в последний раз. Накануне того события наш новый знакомый, Володя, предложил нам попробовать волшебного зелья, и мы согласились, показав тем самым, какие мы "крутые". Паренек Володя познакомил нас с двумя профессионалами по приготовлению конопляного отвара, кoеми являлись два шестнадцатилетних подростка. Это были бывшие "чуфаны". Для тех кто не знает: "чуфанами" называли тех, кто для получения положительных эмоций нюхает ацетон, керосин или что-нибудь подобное.

Готовили мы "молоко" в лесу, на острове, на который перебрались по крепкому льду. Было понятно, что "чуфаны" варили свою гадость там не впервые, так как на месте все оказалось оборудовано для костра и выжимания зелья из разваренной в молоке травы, а в дупле одного из деревьев был запрятан закопченный бидончик.

Усилий приложили мы немало, прежде чем "манага", как называли зелье "чуфаны", окончательно приготовилась. Потом стали пить. Сразу после того, как я глотнул отвара, я не ощутил никаких изменений, но профессионалы сказали, что меня должно "рассосать". Мы уселись на бревна, и начали тихо ждать. От нечего делать Володя спросил Владика, главного "чуфана", где они берут траву зимой, на что Владик ответил:"Там же где и летом, только сухую".

Меня на самом деле рассосало. Сначала я почувствовал некую приятную слабость, вокруг сделалось как-то тихо, спокойно. Я окунулся в свои мысли, которые с минутами все меньше и меньше походили на человеческие. Уже через десять минут мое сознание сварилось в густую кашу, и мозг начал частично уклоняться от работы. Оказалось интересным изучать присутствующих - кем только их ни представляло мне мое воображение, даже мушкетерами Людовика. Впрочем, через пять минут моему телу тоже стало плохо. Я уже тогда жалел, что выпил "молока".

"Чуфаны" же наоборот повеселели, но не надолго. До тех пор, пока не поднялся с бревна Мишаня, на которого никто до того не обращал особого внимания, бедный Мишаня. Он был белее снега, а по щеке его катилась слеза. "Мне плохо",- простонал он и жалобно захныкал, он казался таким беспомощным. Участив дыхание, он булькал себе под нос что-то вроде "Главное не останавливаться... главное не останавливаться..." Потом он упал на снег, продолжая неровно дышать, но все тише и тише. Все происходило словно в бредовом сне, мы даже не могли вымолвить ни звука, наблюдая за Мишаней.

Первым отважился подойти к нему Владик, он развернул Мишаню на спину и приложил ухо к его груди, чтобы прослушать дыхание. Вдруг, как бы пробудившись после гипноза, вскочил с бревна Володя и закричал в истерике: "Что с Мишаней, ему плохо?! Надо позвать врачей!" Тут Владик оторвался от неподвижно лежащего тела и накинулся на Володю.  "Каких, в пизду, врачей?!- заорал он ему в лицо, грубо схватив за плечи.-Твой друг умер, ему пиздец, понимаешь, блядь, сука...-он с силой толкнул Володю, и тот грохнулся в сухие камыши. -Блядь, нахуй я с вами, малолетками связался, ну сука... хули теперь делать с ним... пиздец... блядь..."

Я не верил в происходящее, я не верил, что Мишаня мог вот так умереть. Я вспомнил, что у моего друга с рождения проблемы с сердцем, и меня почему-то стошнило на снег."Ты еще, блядь, -грубо обратился ко мне Владик,- кони не двинь тут... ну бля... Че теперь делать, сука... Ладно, бля... Там есть прорубь, щас мы его туда оттащим и кинем туда, понятно? Щас темно, никто не заметит, лед толстый щас, его унесет за три пизды по течению..."

Тут я расплакался. Я ничего не мог поделать - мой друг погиб. Господи, думал я, неужели все так на самом деле? Неужели я никогда больше не увижу Мишаню? Неужели ты так жесток к людям, Господи?
"Ну хули ты разревелся?- мягко спросил меня Владик, пытаясь успокоить.-Вообще сами захотели пить "манагу", я в вашем возрасте еще дома сидел, уроки учил. Хули ныть-то?"

Мы вручную тащили труп Мишани до проруби. Меня несколько раз стошнило по пути, но Владик отнесся с пониманием и не ругал меня. Утопив тело, мы вернулись на остров, на старое место. Где-то в течении часа никто не осмелился заговорить. Мы курили.

Нарушил тишину Владик, он встал с бревна и вожаком держал речь, которая еще долго отдавалась в моей голове звонким эхом: "Случившееся сегодня навсегда останется тайной. Никто, не узнает про эту хуйню, я думаю, все это понимают. Волноваться не о чем, так как лед щас толстый, и тело долго не найдут, а когда найдут, то не опознают. Единственное, вам надо найти себе алиби, потому что Его будут искать, а так волноваться больше не о чем.". Когда Владик сказал "Его", он тихонько кивнул головой в сторону речки, и я снова заплакал.

С тех пор прошло немало лет. Никто  не узнал про эту хуйню. Время лечит, но даже сейчас я не могу забыть тот зимний вечер. Я удивляюсь тому, как я смог пережить подобное, ведь я был очень молод. Многое поменялось с того времени, и я уже совсем другой. Но иногда все-таки жизнь вынуждает подчиняться чьей-то воле, идти у кого-то на поводу. Тогда я спрашиваю себя сам, на сколько я изменился с тех пор. Не тот ли я все еще мальчик, у которого нет своего мнения. Не тот ли я все еще мальчик, который не в силах сказать правду. Не тот ли я все еще  мальчик, который предпочитает бояться. Не слаб ли я все еще. "Помоги, Господи" - не мои ли это все еще слова.