С острой антипатией отношусь к пожилым женщинам, стоимость прически которых соизмерима с моей месячной зарплатой. К счастью, мне редко приходится с ними сталкиваться. Но здесь пришлось. Дело в том, что я женился второй раз, и подвернулся очень дешевый домик. Маленький, черт знает где расположенный, но в моем положений выбирать не приходится. Моя жена должна была скоро родить, и от съемных квартир меня уже воротило. Да и платить за них было дорого. Весь Израиль ненавидит жителей северного Тель-Авива, и не за их богатство, а за нестерпимый снобизм. А здесь у какого-то хмыря из северного Тель-Авива приключился инфаркт. И поэтому поводу его будущая вдова решила продать этот домик. Раньше они туда с детьми иногда приезжали, на природу так сказать. Внебрачный дети пустыни, мать их… Ну ладно. Приехали осмотреть домик. Хозяйка выглядит лет на сорок,  хотя в действительности ей ближе к шестидесяти. Следы пластических операций по всему телу. Подтянутая грудь торчит. Обтянутая облегающим платьем задница явно облагорожена скальпелем хирурга. Жир где надо откачен. В пухлый губы явно что-то вкачено. Глаза синие-синие, явно линзы. И так далее. Носик чуточку курносый, даже на еврейку совсем не похожа стала. Мэрилин Монро через двадцать лет после своего самоубийства. Говорит, кстати, строго на иврите.
Моя жена недавно привезена с Украины. Ее зовут Настя и она дочь шахтера. Шахтеры Донбасса, в массе своей, на иврите не говорят. Но Настя уже знает несколько ивритских ругательств, выражения «я голодный», «как бы у нас кредитную карточку банк не забрал», «как же меня эти подработки достали» и слово «раздевайся». Но эта обструганная пластическими хирургами стерва говорит строго на иврите. Хотя я улавливаю в ее речи русский акцент. Еле уловимый, почти не заметный, но меня на это ухо натренированно. И не торгуется сволочь, чувствуется, для нее все это не деньги, время дороже. Короче, купил я этот дом вместе со всем, что там стояло. Свое то я первой жене все оставил, ушел в чем есть. Через неделю Настя находит дневник бывшего хозяина. Бумага, пожелтевшая за многие годы. Привожу дословно отрывок из письма, которое было послано ее мужем этой суке из северного Тель-Авива, которая даже не соизволила поговорить на русском с моей Настей.    
— Ну, Васильевна, с Богом, — говорю я, и ты крепко обхватываешь меня ногами. Я чувствую, как от холодной резины твоих сапог отваливаются кусочки засохшего навоза. Осенний дождь переходит в ливень. Холодные капли, падающие на мои ягодицы, превращаются в ручейки, стекающие по нашим телам в глубь сеновала. Но вот тебя пронзает судорога, и ты глубоко вдыхаешь напоённый конским навозом воздух. Потом мы долго лежим, тесно прижавшись друг к другу. Запах солярки от моего комбинезона сливается с ароматом коровника от твоей телогрейки. Смеркается. Где-то не вдалеке работает телевизор. Идёт программа «Время». Я люблю тебя, Васильевна, ты снишься мне каждую ночь! Я не могу жить без тебя! Я скоро приеду, и мы оформим брак в сельсовете. Тогда тебя пустят в Израиль по гостевой визе. Я уже купил пол домика в поселении на западном Берегу Иордана. Это в пустыне, но у нас есть приусадебный участок. Ты посадишь там розы, о которых мечтала лёжа на сеновале. За воду я заплачу, можешь не волноваться. Я также оплачу первый год за больничную кассу, а потом тебе дадут статус временного жителя. Ты меня слышишь, любимая?