Мы редко видимся.

Последний раз это было месяц назад. Или больше? Но точно после Нового года.

Сидим и пьём в Лёхиной новой квартире. Там холодно и неуютно, кафельные полы и нет стульев. Мне, как гостю, Лёха выделяет табуретку, а сам сидит на куске пенопласта.

- Давай, рассказывай, как жизнь.

Обычные истории: работа, командировки, последние анекдоты – так, разговор ни о чём двух деловых людей. Обмен информацией, большей частью ненужной…

- А помнишь, как я наркозный аппарат выключил? – спрашивает он вдруг.

- Да.

…Нашу группу привели посмотреть на операцию. Кто был хоть раз в операционной – знает, что это такое. Теснота, духота, на башке – шапочка, на ебальнике - маска, дышать в ней тяжело, разговаривать неудобно - губ не видно. За спинами хирургов и одногруппников ничего не разглядишь, да и насрать нам вообще чего они там делают – ну режут чего-то, а нам то хули, нам бы быстрей на перерыв и в столовую пожрать. Лёха стоит с абсолютно тупой харей – то ли с перепою, то ли просто не выспался, да впрочем, у всех рожи, прямо скажем, не выражают совершенно никакой заинтересованности. Тут хирург поворачивается и что-то Лёхе говорит. Никто, естественно, не врубается, что он там сказал. Лёха вопросительно смотрит. Хирург повторяет (потом выяснилось, что он говорил «отойди от стерильного стола»). Лёха радостно кивает, типа, всё понял, разворачивается и идёт в угол - там розетка с воткнутыми штепселями - наклоняется и начинает их один за другим выдёргивать. А дальше – гробовая тишина, и пятнадцать пар глаз изумлённо смотрят в его сторону. Слышно только: «ЖЖжжжжж….» - это вырубается аппарат ИВЛ, свет над столом гаснет, пациент на релаксантах соответственно лежит очень смирно и совсем не дышит. Финиш… Вытаращенные в ужасе глаза хирурга и бесконечное, детское удивление в его голосе: «Ты ЗАЧЕМ наркозный аппарат выключил???» «Вы попросили…»

…От смеха по щекам у обоих текут слёзы.

- А Вомпеншнуцела помнишь???

…Судебка. Делать нечего, препод ушёл, дал какие-то ситуационные, бля, задачи – осмотр места происшествия, первичная экспертиза трупа, и прочая муть. Внимание наше привлекает следующая фраза: «По вызову прибыли проводник служебной собаки сержант В. с собакой Барс, старший лейтенант С. и лейтенант П. в составе оперативной группы».

- Бля, говорю, если уж шифруют этого сержанта В. с лейтенантами П и С, то и собаку тоже бы не называли. А то можно догадаться, кто такой этот сержант В. и по нему уже всю группу запалить.

- Мало ли собак по кличке Барс? – возражает Лёха.

- А если б её звали не Барс, а как нибудь посложнее, например… мм…. Вомпеншнуцел?

Секунду смотрим друг на друга, потом падаем от хохота. Практически одновременно в наших головах возникает образ несчастного сержанта В. – в мятом кителе, взъерошенного, в фуражке набекрень, с поводком, над которым жестоко издеваются старший лейтенант С. и лейтенант П.: слышь, сержант, как говоришь твою собачку то зовут?? Как, как???» А вот этот сержант выгуливает свою собаку и заплетающимся языком пытается её подозвать: «Вам… Вом… ЕБ ТВОЮ МАТЬ ПСИНА КТО Ж ТЕБЯ ПРОЗВАЛ ТО ТАК УБИЛ БЫ НАХУЙ»…

Хуйня, скажете? Над этой хуйнёй мы ржали как безумные, ржали на вскрытиях, ржали всю последующую неделю, пока на нас все не стали смотреть как на ебанутых… А вы говорите – шишки…

…Мы вспоминаем старые истории, только врачам понятные приколы. Как Лёха в рентгенкабинете вызвал Дениса на дуэль и в подтверждение ёбнул по харе защитной перчаткой (она просвинцованная, весит килограмма полтора). Как я наблевал с перепоя на занятии по терапии. Как мы спиздили шпингалет в сортире, в итоге вся группа ходила по нужде враскоряку, одной рукой придерживая дверь, а мы, заходя поссать, посмеиваясь, вставляли его назад, запирались и чувствовали себя необыкновенно комфортно. Как бухали на дежурстве в гинекологии, и Лёха дрых потом, подложив под голову папьемашовый макет женского таза… Как я разбил башку об ствол танка на военных сборах…

Мединститут… Шесть лучших лет нашей жизни, столь беззаботно и весело проёбанных. Это, без вариантов, наша молодость. Другой уже не будет, и неважно, сколько нам сейчас лет…

- Ты хотел бы снова в институт? Хоть на неделю?

- Зачем ты спрашиваешь…

Нам кажется сейчас, что наша молодость здесь, где-то рядом, в очередной рюмке коньяка, в табачном дыме, в старой песне Доктора Элбэна «Кончился кокаин» по радио. Что она вот-вот снова вернётся…

Мы прощаемся, когда на часах уже три. Я плетусь домой. Молодости нет, есть только пустая улица, тёмная квартира, похмелье, сотовый телефон, который трезвонит целый день и половину ночи, но никогда не позвонит тот, кто тебе действительно нужен.

Есть только холод и ненавистная зима, которая, похоже, никогда не закончится.