Мустафа был известный всей больнице малюсенького роста бедуин с мужскими прелестями циклопи¬ческих размеров. Легкая олигофрения, которой он страдал, не мешала ему пасти овец и верблюдов, но особенно он любил ослов и ишаков. Мустафа был молод, полноценно питался, к существу женского пола любого возраста приблизится ближе, чем на пятнадцать метров возможности у него не было, мужское естество, составлявшее процентов двадцать его тела, рвалось в решительный бой.
Когда выяснилось, что жертвой его большой любви пал ишак, Мустафу поместили в психбольницу. В силу юного возраста Мустафа был госпитализирован тогда в подростковое отделение. Впервые попав на новое место, Мустафа возбудился. Его привязали к кровати и сделали укол. Вскоре безумные подростки радостно доложили задремавшему, было, медперсоналу, что в связанном состоянии новый пациент много и удивительно плодотворно онанирует. Его имя быстро стало нарицательным. Полное психологическое обследова¬ние, проведенное руководителем подросткового отделения психиатрической больницы, показало, что «ид» Мустафы преобладает над «суперэго». Гипноз и индивиду¬альная психотерапия привели к кратковременному улучшению. Его показывали студентам, изучающим детскую психиатрию и урологию, лечили витаминами и антиде¬прессантами и через месяц выписывали в связи со значительным улучшением состояния. Таких госпитализаций у него было несколько.
Но последний случай был из рада вон выходящий. В результате бурных ласк Мустафы погиб ишак. Владельцы ишака об¬ратились в суд за возмещением морального и материального ущерба с уче¬том упущенной выгоды. Мустафу направили на судебно-психиатрическую экспертизу.
Никому ничего не сказав, я забрал Мустафу из приемного покоя, привел в отделение и, как это было заведено, выдав ему пижаму и полотенце, направил в душ. Тем временем медсестра приёмного покоя позвонила в отделение и сооб¬щила, что к нам направлен больной. Привести его попросили моего знакомого по фамилии Пятоев. Встретив в приёмном покое какую-то нарядно одетую женщину, из-за незнания иврита он понял только то, что её необходимо доставить в наше отделение. Пока он сопровождал женщину в отделение, та была спокойна, улыбалась и даже кокетливо пыталась заговорить с атлетически сложенным санитаром.
Придя в отделение, Пятоев подвел её к душу, выдал пижаму, полотенце, стаканчик с шампунем и жестом пригласил в душ. Женщина почему-то заупрямилась, к предложенному шампуню отнеслась с пренебрежением, брать пижаму и заходить в душ не захотела. Необходимо отме¬тить, нравы в отделении судебной психиатрии всегда были суровыми. Пятоев сунул ей в руку пижаму, вылил шампунь на голову, втолкнул в душ и запер за ней дверь. Атмосфера в отделении была суматошная, готовились к приходу ревизора и о том, что в душе оставили нового больного, вспомнили только через полчаса.
Открыв дверь душа, мы увидели, как мокрый голый Мустафа что-то горячо доказывал застывшей в неудобной позе на¬рядно одетой женщине. Не смотря на стекающий по ее лицу шампунь, глаза её, как, впрочем, и рот, были широко раскрыты и, не моргая, смотрели на мужские прелести Мустафы в рабочем состоянии. Моргать ревизор начала минут через сорок, тогда же она смыла с лица шампунь, а окончательно пришла в себя только вечером.
Заведующий отделением брызгал слюной и требовал гнать Пятоева из сумасшедшего дома поганой метлой, хотя последний в свое оправдание утверждал, что Мустафа своей красотой спасёт мир. По мнению заведующего судебно-психиатрического отделения, этот случай мог нарушить хрупкое психическое равновесие, в по¬следнее время установившееся в голове Мустафы под влиянием его, заведующего, индивидуального психотерапевтического лечения в условиях поликлиники. В отличие от него, ревизор отнеслась ко всему происшедшему с пониманием и да¬же дважды навещала Мустафу, просила им не мешать, приносила ему цветы и конфеты и о чем-то долго с ним говорила шепотом. Но это не помогло. Пятоева чуть не выгнали с работы.