Раннее утро ворвалось свежим весенним смогом в местами настежь разбитые окна школы № 33 города Н-ск, и, смешавшись с сигаретным дымом, густо клубящимся в фойе среднего учебного заведения, принесло с собой бодрящий аромат химического распада продуктов жизнедеятельности с близлежащей городской свалки.
Старый электрический звонок, истерически дернувшись три раза, оповестил учеников, праздно шатающихся по коридорам с папироской во рту или просто прислонившихся лбом к стенке в попытках сохранить равновесие, о начале учебного дня.
В 6 «Б» классе наблюдалась статическая картина обычной средней городской школы XXII века - такая привычная и по-домашнему умиротворенная. В первых рядах дышащих на ладан парт мальчишки отчаянно резались в карты, дальше в середке девочки усиленно мазали рты яркими губными помадами и лепили на веки накладные ресницы. На камчатке местный заводила и первый парень Василий, сидя на парте к классу спиной, отчаянно дрючил в зад Машку, для прочей устойчивости подпиравшую стенку ладошками.
В класс, громко шарахнув дверью, вошел, блистая фиолетовым синяком под правым глазом, учитель литературы - Петр Петрович Рижанейский, уважительно называемый в родных пенатах «Жабо». В руке он держал недоеденный бутерброд с килькой, на голове красовалась изысканная фетровая шляпка, по последней моде увешанная разнообразными значками с малопонятными лозунгами типа «Долой бюрократию!», из-под новомодных зеленых кальсон призывно торчала початая бутылка водки. Зычно харкнув на пол, учитель по-отечески пробежал по классу заплывшим оком и, срыгнув, выбросил не дожеванный бутерброд на пол, размазав пальцами по несвежей сорочке остатки кильки.
Поздоровавшись с учениками, как это требовала этика учителя, традиционным - «Блядь, ну и уебаны!», Жабо, ласково сверля каждого отрока здоровым глазом, продолжил - «Ну, бля, затертые? Чоли с началом новой четверти вас, апездалы!». На что, молодежь, наконец-таки оторвавшись от своих дел, ответила, как это требовала уже этика поведения ученика средней школы – «Ну, все. Пиздец!».
В эту минуту Жабо заметил, что хотя почти весь класс отреагировал на приветствие учителя как подобает, Василий на последней парте все так же рьяно обрабатывал Машкин зад, и оба так и не заметили его появления.
Учитель литературы, неспешно пройдясь между рядов, старательно задевая локтями каждого ученика, не дожидаясь какой-либо реакции от сношающихся, с оттяжкой и удовольствием втер оскалившемуся в преддверии оргазма Василию точно в висок смертельным хуком справа. Также, не дожидаясь пока, почувствовавшая ослабление фрикций Василия и встревоженная этим фактом Машка, повернется к нему лицом, Жабо, схватив малолетку за копну волос и сильно приложился к стене ее размалеванным лицом. Повторив процедуру экзекуции еще два раза, учитель, отпустив осунувшуюся голову дружелюбно бросил в класс:
- Та-а-а-к! Я вижу, к новой четверти вы подготовились замечательно?! – и, убедившись, что, судя по поспешным кивкам, ученики готовы к занятиям, вернулся шаркающей походкой к учительскому столу.
- А теперь, повторим тему последней прошлой четверти. Савельев! Что у нас было на последнем уроке? – требовательно спросил Жабо, садясь на стул и закидывая ноги на заблеванный учительский стол.
- Бля, ну как иво? А-а-а, хули, вот! Влияние творчества сетевых писателей 21 века, а именно – писателя Мавыра, на процессы становления и воспитания молодой личности современного поколения! – бодро отчеканил вызванный к доске паренек.
- Все верно. Только ты Савельев допустил одну маленькую, но ахуенно важную ошибку. Не «писателя», я твою маму вчера ебал, а «заслуженного хуйятора Мавыра»! Понял задрот? Садись, маладэц.
- Итак, дегенераты – учитель подошел к доске и, достав складной ножик, с силой надавливая на рукоять, выковырял неровными буквами слово «МАВЫР» - что вы можете припомнить из того, что мы проходили о почетном хуйяторе Мавыре? – Жеманейко, блядь давай к доске!
- Ой, ну ептель, этот самый Мавыр был почетным хуйатором такого сетевого ресурса как Удаффточкаком, который в свое время стал оплотом и последним пристанищем гомофобов и непризнанных гениев от контркультуры. В то же время творчество Мавыра и других почетных хуйяторов стало той искрой, от которой возгорелось пламя Всемирной Антипидорской Революции в которой, как всем известно, победили нихуйя не дружба, а настоящие падонки, аллилуйя! Петр Петрович может на четверочку с меня хватит?
- Ты сначала отсосешь ласково у меня, а потом мы и о четверке поговорим, сучка одноразовая – Жабо присел за стол и, отодвинувшись на стуле, вежливо пропустил ученицу, опустившуюся на четвереньки от страшного удара в печень, под стол.
- А сейчас к доске пройдет и продолжит Петровская-Забалуева.
С первой парты, жеманно задрав юбочку, встала хрупкая девочка с точеной фигуркой, грустными глазами и истомленными ночным недосыпанием губами.
В этот момент учитель ковырял в носу свободной рукой уставившись, на видавший виды глобус, на тонких прутьях ржавого металлического каркаса которого сохранилась только часть Кубы и остров Святого Патрика. Остальная часть папье-маше и полиэтилена, из которого собственно и лепился шар глобуса, была сожжена и черными соплями свисала с каркаса, изображая последствия столкновения астероида с матушкой Землей.
- Заслуга Мавыра, - продолжила девочка, - была в том, что своими тонкими по смысловой нагрузке оборотами, он, с графоманским упором, на подсознательном уровне заставлял достойных откровения фтыкателей поверить в себя и свое предназначение, а также изначальную мужскую падоначью суть. Без лживых ярлыков пацифизма, альтруизма, оптимизма и прочей мути! Попутно, на том же подсознательном уровне, Мавыр отсеивал «ниасильщиков», «первонахов» и «несмокдочеталов», как слабаков и априори склонных к пидарастии деструктивных элементов того, поистине сумбурного времени.
- Ай, да Забалуева! Ай, да отличница!– оторвав свой взгляд от глобуса, отметил Жабо - Эй вы, балаган! Фтыкайте ушами своими немытыми суки пока не поздно - может людьми вырастите. Продолжай сосочка.
Тут, дважды прозвенел звонок.
- УР-А-А-А! Свобода! Фсем сыйобывать!!! – класс, организованно роняя стулья и культурно опрокидывая парты, весело и дружно сметя по пути Забалуеву и кончающего за столом учителя вместе со столом и девочкой минетчицей, давясь в узких дверях, освободил помещение.
Медленно приходя в сознание, Василий потряс головой, словно пытаясь вытряхнуть из черепа колокольный звон и тупо уставился только-только начинающими фокусироваться глазами на смутные очертания чего-то широкого и голого.
- Нихуйя себе я кончил! – обрадовался про себя Василий, классифицировав наконец-то объект как залитую спермой жопу одноклассницы Маши. Удивленный небывалой тишиной, встревоженный Василий обернулся и, отмечая классный погром, впрочем, нисколько его не удивший, с трудом прочел надпись на доске. С отчаянием и рыком раненого льва Василий, пригнувшись, схватил в пучок окровавленные волосы начавшей уже было приходить в себя Машки, и, повторяя движения учителя, гулко шваркнул ее об стену – «Лежишь тут шалава! Из-за тебя такую тему про Мавыра пропустил!».