В юности восприятие крайне обострено. Страсть – особенно горяча. Тем горячее, чем реже представляется возможность ее утолить. Предел
мечтаний молодой пары – кровать и отсутствие людей в радиусе 10 метров (можно больше, но это уже роскошь)… Я и Леха не были исключением.
Трахаться хотелось до судорог в паху. Всегда. Летом все проще. Дача. Палатка в лесу. В городе куча мест – была бы фантазия, толика
романтизма и бесшабашности. Другое дело зима. В Сибири. В распоряжении влюбленных остаются главным образом квартиры и общаги.
Нашим основным «зимним» вариантом была хата Лехи в будни, когда родители на работе. В один из таких дней я пришла к нему после занятий.
К тому моменту мы были вместе достаточно долго, то есть точно знали, когда есть время поговорить и посюсюкаться, а когда нет. В этот
раз в нашем распоряжении его почти не было. Поэтому мы, не долго думая, поскидывали с себя одежду и плюхнулись в кровать. Быстрые и
горячие поцелуи… Секс из серии «это были лучшие 3 минуты в моей жизни»…
…Лежим. Курим. Я захотела в туалет. Встаю. Выхожу в коридор. Красуюсь голая перед зеркалом – как же хорошо в пустой квартире, долой
одежду!.. Сижу в туалете, делаю свое маленькое дело. И тут слышу звук открывающейся входной двери. Епт! Матушка Лехина на обед пришла,
Лена. Слышу ее голос:
- Привет, сына. Ой! И Аня у нас!.. (Блин, ботинки увидела…)
- Кстати, а где она?
- В туалете, - надтреснутым голосом отвечает Леха.
- Здрасьте, - говорю я, пытаясь подавить дурацкий смешок.
Мама проходит на кухню, расположенную рядом с моей «темницей». Я сижу на унитазе и закатываюсь от смеха – это ж надо было так
попасть!.. Постепенно смех сменяется растерянностью. Хочется выйти из туалета и из этого идиотского положения. Ну почему ж на кухне двери
нет или хотя бы шторки!.. Босые ноги мерзнут на кафельном полу, попа – на очке. Горе-любовник на подмогу не торопится, а с его матушкой
у меня не настолько близкие отношения, чтобы предстать перед ней в образе Евы. Уж не замотаться ли туалетной бумагой? «Я, мол, мумию буду
играть в школьном спектакле. Решила у вас костюмчик примерить…».
Минут через 15 появляется мысль, что Леха, гад, просто забыл про меня.
…А вот его мама помнит:
- Леш, а Аня что, отравилась?
- Да,- отвечает он, - ты же знаешь, как кормят в школьных столовых.
Ну, думаю, сука, нет бы мать отвлечь: отвести в другую комнату или заговорить на кухне вне зоны видимости меня. Он, блядь, через стену
с ней перекрикивается!
…Проходит еще минут 10. Сижу – эдакая ню на унитазе. Вглядываюсь в узор треснувшей краски на двери, как ребенок, которого поставили в
угол, в незамысловатый рисунок обоев. Пересчитываю со скуки пальцы на ногах. Злюсь. Представляю, как наеду на Леху, когда выйду. И как
поржем потом, потому что долго злиться не умею…
Наконец-то слышу шаги из кухни в коридор. Так, кажется, теть Лена собралась уходить… оделась-обулась… Щас отвалит! …Открывает дверь.
Уходит. Уррррррра! Свободу попугаям! Я, радостная, открываю свою, ставшую родной дверь, вскакиваю на ноги… и с шумом вываливаюсь в
коридор. Нижние конечности от долгого сидения затекли. В этот момент проворачивается ключ в замке и из-за двери раздается голос Лехиной
мамы:
- Что-то упало?
В этот момент в коридор просовывается ее голова и она видит голую меня, отчаянно цепляющуюся за стену.
- Да, теть Лен, упала ваша челюсть, вот, возьмите, - пронеслось у меня в голове. Но сказала я только что-то вроде «ой-ой» - и убежала
в комнату за одеждой.