Иногда по ночам Миша просыпается от накрывающей его еще во сне волны жажды издевательства и измывательства над чем-нибудь живым. Он вскакивает с безумными глазами и, благодаря симптоматике снохожденческих движений,  подбирается за определенное время к Кирюше, стягивает с него одеяло и начинает бессознательно избивать брата. Он бьет его медленно, почти хладнокровно, пока не устает и падает без памяти на рыжий дощатый пол.

Кирюше совсем не больно, удары Миши как дуновения майского ветра, но он не понимает, чего брат добивается от него таким странным образом. Кирюше страшно от того, что мишин взгляд такой злой и испепеляющий. Он невольно писает под себя и жмется к стенке.

Утром Миша, как ни в чем не бывало, открывает окна и проветривает. Он любит чистый воздух, жирных женщин и ненавидит, как пахнет Кирюша.

-От тебя постоянно чем-то воняет, - мрачно произносит Миша, ворочая своей лысой маковкой в поисках свежего дыхания.

Продрожавший всю ночь Кирюша начинал ныть:

-Кирюше очень страшно. Ы-ы.

Мише были приятны такие слова.

-Почему Миша злой?

И вот тут Миша не выдерживал и срывался, но не на крик, кричать ему не позволяла телесная конституция, а на жуткое писклявое полушипенье:

-Потому что от Кирюши воняет, потому что Кирюша ссыт и срет в свою кроватку, потому что он не чистит зубки по утрам и вообще никогда не чистил их в жизни. А я терплю от тебя эту вонь, потому что ты мой брат и мы должны держаться в жизни друг друга.

За такие слова Кирюша бежал к своему старшему брату и душил того в своих объятьях братской любви, таская от радости стеблистое тельце по комнате, поскольку понимал своим недоразвитым головным мозгом, что Миша прощает его и соглашается  дальше оставаться ему братом. Миша боялся подобных кирюшиных эмоциональных всплесков. Иногда вот так – случайно - Кирюша ломал брата, и они неделями сидели дома, слушая странное бульканье и хрипенье внутри  тощего организма больного, пока Миша не начинал двигаться вновь.

-Я могу отказаться от братства, конечно же, Кирюша. Если ты и будешь так дальше вонять. Да, я могу оставаться и без тебя. Мне хуже не будет. А вот ты без меня сдохнешь как собака.

От таких слов Кирюша начинал нервно нюхать себя – свои ноги, подмышки и пах - и не понимал, чего же именно и где плохо пахнет. Запах для Кирюши существовал единственный – просто жилой запах. Он знал, что на улице пахнет улицей, а в доме пахнет домом. Он не различал запаха пота и запаха мочи, запаха одеколона и запаха жареного лука. Это был все – единый домашний запах.

-И ты умрешь от голода и холода, - Миша продолжал издеваться над Кирюшей, - ты сгниешь здесь один, потому что ты не знаешь, как открывается дверь. А если ты выйдешь, то тебя сразу заберет милиция. Ведь это ты вчера вечером опять задушил старушку на окраине города.

Кирюша начинал рыдать и биться в истерике. Его диссоциированное  сознание в такой момент испуганно собиралось маленьким комком в его подкорке и воображало страшную картину его кирюшеной гибели от рук злобных милиционеров.

-Знаешь, какие бывают злые милиционеры, - Миша воздымал руки кверху, тряся длинными тонкими пальцами, что должно означать на символическом языке братьев нечто невообразимое, - они тебя посадят в железную клетку и будут мучить, пока ты там не умрешь.

-Кирюша умрет навсегда?

-Да-а!!! – шипел свистящими связками Миша и притворялся мертвым, высунув язык, затем он вскакивал на подоконник и во всю пищал. - Милиция! Милиция идет за Кирюшей!

Огромный Кирюша метался в панической тревоге по комнате и счесывал побелку острыми углами своей приплюснутой головы.