Поздний вечер, часов одиннадцать. Хорошенько набравшись дома под видео Deftones, иду к девушке. Там тепло, хороший французский вайн, хорошие знакомые, в общем, тема намечается приятная. В ушах плеер, играет реггей. По волнам морозного воздуха мое настроение плывет куда-то в беззаботную даль, утекает, уносит душу к ясному звездному небу. А-а-а, бляяяя, пятница… Заебись…

Знакомая арка, сейчас нужно будет повернуть налево, потом еще налево – и метров через двадцать упрешься в знакомую дверь. Вхожу под арку. С противоположной стороны стоят три человека, кучкой, сутулясь. Один из них поворачивает голову в мою сторону, пихает в плечо соседа, показывает рукой в мою сторону. Все трое направляются ко мне навстречу. Совершенно автоматически вытаскиваю один наушник из уха, продолжаю движение, хотя уже смутно понимаю, что что-то пошло не так. Два года расслабленной мирной жизни сделали свое дело – я тупо пру вперед, зачем-то пытаясь пройти сквозь них. Глупо, как глупо. Конечно же, захват за рукав, «Слышь, скока время?». Бля, неохота пиздиться,  суки, такое настроение обломали. «Нет часов». «Че ты сказал?!». «Блядь, нет часов!». Может, отебутся? «Слышь, а че ты как разговариваешь?». Удар в лицо, в скулу. Лох. Бить не умеет. Без доворота, наугад, просто, чтобы ударить. Тут же подлетают остальные, начинают пиздить руками, ногами, с выкриками-выдохами «Ннна, тебе ссука, нна!». Пригибаюсь, закрываю голову руками. Бля, сам виноват. Какая-то часть сознания ахуевает от того, что МЕНЯ кто-то пиздит в моем квартале. Ахуеть. Главное, не упасть. По коленям не бьют, точно, все лохи, обычное гопье. Цепляют за одежду, пытаются повалить, запинать. Хоть и лохи, но здоровые, пьяный с тремя не справлюсь. Так, спокойно, попробовать сместиться из-под арки во двор, там освещение, а то в арке ни хуя не видно, только мельтешение теней, да удары сыпятся со всех сторон. Свет. «Сука, вали его, вали!». Ах вы бляди, кого вы завалить захотели, а?! Ты кого завалить захотел, блядь?! Удар по спине заставляет нагнуться чуть ниже, в правый бок упирается что-то твердое. «Кром», в горизонтальных ножнах.. Андрюха подарил, после Комсомольского. Ну ты еблан, дружище. Забыл. Постоянно с собой таскаешь, вот для таких случаев, а тут из головы вылетело. По ходу, все-таки перепалился от неожиданности. Пиздец вам, бляди, все, пиздец.

Плавно опустить правую руку к животу, удара в голову от того, что справа, не последовало, проебал, лошина.  Пальцы нащупали обмотанную шнуром рукоятку, плавно вытянуть нож. Не заметили. Переворот пальцами в обратный хват. Не заметили. Резко распрямляюсь, левой рукой защищаю голову, правой – самому здоровому, тому, что время не знал – как раз мимо полы так кстати распахнувшейся дубленки, в грудную мышцу, обтянутую в пиздиловском кураже тонким свитером, строго между ребрами, как учили. Ладонь на мгновение соприкасается с этим разогретым телом, уже мертвым, но еще не осознавшим этого. Повернуть кисть от себя на градусов на пятнадцать, больше нельзя, нож может заклинить между ребрами. Обратное движение, фффахх. Разворот кисти, веер темных, черных на фоне снега точек из раны здорового, краем глаза успеваю заметить, как его тело начинает валиться на спину, во мрак, в смерть и тут же длинному – сверху-справа в белеющую шею с напряженными жилами. Приоткрытый рот, выпученные глаза, нож уже выходит из раны, набухающей пузырем темной крови, тут же лопающимся косой струей, а он только-только начинает понимать, что с ним случилось что-то непоправимое, инстинктивно вскидывает руки к шее, отшатывается назад, он уже не опасен. Третий, где третий? Был слева, доворот, нож в позицию, но он уже отпрыгнул, сделал два шага назад, споткнулся, но не упал, медленно стал отступать, рот также приоткрыт, на лице застыло искаженное страхом удивление. Видно, что хочет убежать, но боится поворачиваться спиной. А вот мне бежать самое время. Двор освещен, метрах в сорока застыл мужик с собакой, наверняка кто-нибудь из окна пялится. Надо валить, в темноту.


Бегу, постепенно восстанавливая сбитое дыхание. Держаться тени, дворами, на выходить на центральные улицы. Домой сразу нельзя, вдруг свидетели вызовут ментов, а у них собака будет, может легко взять след, погода, бля, способствует. Не нарваться на партуль. Нож сбросить нужно, не, хуй, это уже не просто нож, это оружие, он меня спас, как Андрюха тогда, три года назад, не, не брошу. Спрятать, потом заберу, вот дворик знакомый, здесь около дерева постоянно доски какие-то валяются, хрень какая-то. Ногой пробить дырку в сугробе, оглянуться, никто не смотрит, нож туда, спасибо, браток, я вернусь, не ссы, я теперь в должниках у тебя. Присыпать снегом, тромбануть, выдернуть из кучи досок штакетину, сломать пополам, вогнать рядом в снег, присыпать. Все, теперь не потеряю.

Сука, надо было третьего добить, мог запомнить, хотя вряд ли, я к нему лицом не поворачивался, да и сам его не разглядел. Бля, если они местные, может одежду запомнить, походку. Мне здесь каждый день ходить, либо случайно встретит, либо с кем-то выслеживать будет. Сука, надо было добить. Ладно, заткнись, возвращаться уже нельзя. Так, остановиться, спокойно, спокойно, выйти под фонари, к остановке. Осмотрись, нет ли погони. Чисто. Осмотреть одежду, штаны – нормально, на куртке на рукаве – темные пятна, спокойно нагнись, зачерпни снега, потри, изобрази досаду на лице. Лови мотор. Куда? Бля, куда… Да хоть куда! Завод «Сельмаш», и ниибет… Держи, шеф, ну и хер с тобой, что сдачи нет, езжай давай. Нехуй тебе смотреть, как я дорогу перейду да назад поеду. До дома, прямо до подъезда. Ну че, облавы нет, вроде прорвались. Куртку в ванную, замочить, брюки – туда же, ботинки – в таз, отмыть, отскрести подошву.

Открыть бутылку «Аляски», тошнотворное пойло, но кроет хорошо, стресс снять. Телефонная трубка, Андрюха, привет, спишь? Вставай, разведка, духи шалят. Ну че, братан, еще раз спасибо за подарок, помог, да вот только что, короче, иду себе, никого не трогаю…

ЗЫ: Ну че, нож потом забрал, отмыл, знакомый ман-химик обработал его какой-то хуйней, чтоб частички крови из пор металла удалить, теперь ни один ментовский эксперт ничего на нем не найдет. Первые пару недель к дому подходил с опаской, потом привык, щас вроде все спокойно. А, да, ножу имя дал, ну, говорить его, конечно, никому нельзя, а то вроде как он силу потом потеряет. И «Аляску» больше не пью, тошнотворное пойло.