В пруду, где тебя топили, стоит небывалый штиль.
Зловещая тишина хранит ещё скрип уключин.
И «вечный покой» нарушает дневальный шмель,
жужжащий на блокпосту. Нынче пруд изучен
внешне подробней, чем всякое одеяло. –
Подробнее, нежели ты изнутри видала.
Когда над тобой сомкнулись круги, и исчез обзор,
и стихла собачья речь, расставшись с хозяйским ухом,
Герасим отнёс в ломбард слуховой прибор,
продал свои сапоги, и запил, судя по слухам…
Но и горе сородичей значит ничтожно мало,
ибо Белке и Стрелке узнать потом предстояло.
Знаешь, Му-Му, всякий минус рождает плюс,
грубо сказать, в твоей смерти скрывался стимул
к некому творчеству, к сейму учёных муз,
к приобретениям через потери. Представь Хиросиму –
с наукой о свойствах атомов. Так что теперь, де-юре,
ты – новое слово в русской литературе.
Могло ли всё быть по-другому? Ну да, могло… -
родись ты в другое время, водись не с теми…
Но если в наш век и добро порождает зло,
то что говорить о святости?.. Ибо в системе
человеческих комплексов – что-то есть от садиста,
плюс что-то от эгоиста и атеиста.
Влияя на ход истории, кстати, любая казнь
без следствия и трибунала, т.е. мокрое дело,
рождает гражданские чувства и неприязнь
к тиранам. И ты примером своим сумела
предвосхитить революцию. Ибо, если сумела,
выглядит это патриотично и смело.
Помещицу раскулачили. Домик с верандой был
сдан под колхозный склад; быль превратилась в небыль.
Местные пролетарии с парой сторонних рыл
растащили её сервизы, шмотьё и мебель.
Два века спустя здесь стоит пионерский лагерь.
И «Плач Ярославны» с тех пор – пионерский шлягер.

Купание в местных водах – теперь достоянье тех
из них, кто менее кроток и суеверен.
Впрочем, здесь виден дОсуг и слышен смех
и кроме пиита грустить никто не намерен.
И пиит хуярит одной Мельпомене в угоду.
И турист не бросает монетку в воду…