Для Вадика Мутавщинского по кличке Респект это было самым главным. По причине оседлавших переносицу очков и блеклой внешности, он не слишком рассчитывал на успех у дам. Отсутствие талантов ставило жирный крест на мечтах о славе. Но уик-энды в этой компании заменяли ему все недоступные радости. И были чем-то вроде болезненной страсти.
Компания подобралась что надо: Артём Волокжанин, Костя Меламед, Гоша Ёршиков и МС Габбер. Пятым навязался Вадик.

- Завернём в «Монголию».
На самом деле от названия забегаловки веяло дешёвым одеколоном, ибо на вывеске значилось «Магнолия». Но вольтижировка на прилагательных и жонглирование глаголами, считалось в банде ноткой хорошего тона. Половина уродцев была с высшим филологическим образованием.
Сегодня у ролевой игры была особенно пикантная тема. Самые стыдные истории из детства. Первым откровенничал Костик:
- До школы я жил у бабушки в деревне. Мать с отцом разошлись, и я пятилетний бегал по пыльным деревенским дорожкам в шортиках и сандаликах. А вечером бабушка говорила, иди ко мне спать, ложись рядом. А я то видел, что у неё зубов нету, и думал, если с ней рядом усну, у меня тоже не будет…До сих пор, как-то… Потом настала осень. Я ходил по дорожкам, бросал щепки в лужи и собирал павшие листья. Красивые.
- Экспрессионизм. Но не выше деревянного иблабана, я думаю, - скептически скривился Артём.  
- Не знаю, прокатит ли это в номинации детских воспоминаний. Дело было уже, в классе девятом. В летнем лагере. Пришли на дискотеку. Гляжу, в центре девчонка зажигает. Невысокая, худенькая, с короткой стрижкой. Темно, светомузыка бликует, лица не рассмотреть. Я подошёл так развязано, говорю: пойдём погуляем. Она голову поднимает, а я смотрю – это баба лет сорока.
- Да ты, Тёма, оказывается тонко организованная личность. Лучше бы поведал про первый сеанс дроча, - заржал Габбер. – Твоя очередь исповедаться.
Вадик поставил на стол стакан. Наверное, нужно было, что-нибудь выдумать. Но пьяные мысли ум не заостряли. Вадик подождал, когда вослед обжигающему нёбо огню, во рту заблагоухают коньячные испарения, и выдал:
- В детстве я был очень рослым мальчиком, и в детском саду мне налили борща больше чем остальным. Я ел, ел, а воспитательница всё время подходила и приговаривала: «Жуй, а то за пазуху вылью». Вот. Когда почти всё проглотил, желудок дёрнулся, смотрю, а тарелка опять полная. Подходит воспитательница. Я, говорит, не уйду, пока всё не доешь… В общем, после этого я борщ есть не могу.
- Респект, - выдохнул Костик.
Казалось, было слышно, как потрескивает бумага тлеющих сигарет.
- А меня пацаны, когда во дворе видели, сразу орали: давай этого очкастого отмудохаем. - Габбер подал фразу, как свечку и она была тут же загашена смущённым неискренним смехом. Неловкая пауза всех слегка напрягла. Конечно, никто не думал откровенничать. Все рассчитывали коллективно замочить никак не сдающийся вечер. И только.
На Вадика с тех пор стали поглядывать несколько иначе, чем раньше. И ещё, после этого вечера, он заслужил кличку Респект. Вадик надеялся, что теперь ребята его по-настоящему уважают.

До этого у Вадика было другое прозвище. И ещё у него была девушка. Как раз перед вечером откровений, девушка бросила Вадика. Хотя он так и не понял из-за чего.
Накануне, они с бандой фестивалили в Питере. В первый же по возвращению вечер, ещё похмельный и усталый Вадик завалился к ней и привёз ей к себе домой. Соскучился. Повалил в кровать. Но после воздержания секс был недолгим.

- Вот ведь урод. Даже по походке было видно, что урод. Головка на бок, руки в карманы, локти расставил и чешет на полусогнутых…В общем-то я ночью тоже так хожу, но ведь это из-за таких вот уродов, – Вадик подкурил и передал сигарету подружке. Себе вынул ещё. Курить хотелось, но ещё сильнее жгло желание, рассказать о приключениях.  
- Ну, вот. Мы же всю ночь в вагоне-ресторане зависали. И поезд уже скорость набирает. Урод этот бредёт. Оборачивается. А, Тёма, я даже не понял, где он этот кефир взял, или это ряженка была. Не помню. В общем, набрал полный рот, высовывается в окно и гопарю этому в морду. Ну, ты бы видела его лицо. Он стоит. С морды течёт. Как обспусканый.
- И не жалко вам его было?
- Да, я тебе говорю, урод конченый. В резиновых кроссовках, в пёстрых спортивных штанах и в куртке «Чикаго булз». Будет нормальный человек так наряжаться. А до гостиницы нас Чекасин подбросил, который музыку к «Такси-блюз» написал. Представляешь? Он откуда-то с охоты или с рыбалки возвращался. Небритый. Собака в багажнике. С нами полчаса трепался. Сказал: Мамонов теперь в деревне живёт. Говорит: можете съездить, приедете, спросите, где мужик с мешком на голове живёт, вам каждый покажет.
- Почему с мешком?
- Ну, деревня. Там же в балахонах не ходят. Дальше передаю диалог, близко к тексту.
Чекасин говорит:
- Ну, рыбалка! Какого-то сома невероятного тащили. Все удочки поломались, и даже донка порвалась.
Костя тему развил:
- А когда динамитом рванули, река из берегов вышла?
- Ага, сом лежит вот уже рукой дотянуться можно, но тут вода отхлынула,  и его унесло, – не унимался Чекасин.
- Короче, пригнали два трактора. Вместо невода сетку рабица натянули...
- Но он пробил дырку и ушёл.
- Скупили в деревне весь самогон и напились с горя.  
Чекасин рыдал, размазывая копоть по лицу.
Волокжанин с заднего сиденья, пьяный в ракушку, орёт:
- Золотого иблабана ему.
Вобщем всю поездку иблабанов раздавали. Это награда у них…
Вадик споткнулся о паузу.
- … то есть у нас, такая. Ёршиков получил плюшевого. Потому что когда поехали в Питер, он сказал, что по дороге догонит, и приехал… через два дня.
Но я всё равно отличился. В костюме… Ну помнишь в полоску, шерстяной, мы с тобой вместе выбирали… Сел в парке на окрашенную скамейку. На стоянке, с машины слил в банку немного бензина. Вернулся в номер. Сижу, тру. Штын стоит, как на заправке.
Заходит Костик. Сигарета на губе. Чиркает зажигалкой, и спрашивает принюхиваясь:
- Чем пахнет?
И пальцем по кремнию скребёт.
Ну, короче после этого я получил платинного иблабана.

- Вадик, у тебя жвачка есть?
Вадик пошарил в кармане джинсов, перекинутых через спинку стула.
- На.
- Это для тебя.
- Изо рта плохо пахнет, да? Ну, ты представляешь, сколько мы там за неделю выпили. И водка в Питере я тебе скажу. Пару раз на такую нарывались. Живой ацетон. По истечению вторых суток воспоминания уже фрагментарные. Я просил их, меня в гостинице оставить, но Волокжанин с Меламедом меня везде с собой таскали. Пошли в сосисочную. Стали стол обходить. Знаешь, стол такой пластмассовый. Тёма справа, а Костик слева и гуинплен рухнул.
- Кто?!!
Это Артёмова креатура. Пьяные. Антон говорит:
- Будь мужчиной. Подними своё лицо… Пусть оно отвратительно и уродливо… Подними его… Гуинплен.
Я ржу и блюю, а голову поднять уже не в силах.
- Зачем ты мне это рассказываешь?
- Смешно ведь. Пришли в гостиницу. Габбер рухнул в лифте и курит. Только нога высунулась на площадку, и только двери по ней ж-ж-ж-бух и опять разъехались. Выходит дежурный по этажу:
- Это что здесь происходит?
Габбер:
- Я курю.     
В Питере и новая тема возникла. Уж, не помню, какую-то фашикофскую листовку, по-моему, увидели. Самая долгая ролевая игра. Почти шесть дней. Четвёртый рейх. Габбер – Гитлер, Костя – Геббельс, Волокжанин – Геринг, а Ёрш за то, что всё время опаздывал – Муссолини.
- А ты?
- Я – Баркашов.
Стоят машины на платной стоянке. Габбер подходит к одной, там её какой-то мужик заправлял, а Габбер нагнулся, осматривает днище. Подошёл, капот поднял. Мужика контузило. Охранники засуетились. Подбегают. Габбер им спокойно:
- Муссолини сказал, на него сегодня покушение готовится, - руки отряхнул и пошёл.
Ну, конечно гашёные все в ракушку. Потом заряжаем тачку и в пивняк. Эти уродцы по дороге их окон высовываются и орут:
Выпьем за родину,
Выпьем за кайзера,
Выпьем и снова нальём.
Пришли, сели за столик. И тут я прокололся. Я у прилавка стоял, чтобы заказ сделать. А в этот момент, как оказалось, Габбер окликнул Костю по имени, тот не поворачивается. Габбер понял – круто. Ведь Костян же – Геббельс. А мне кричит:
- Вадик, купи пива.
- Сейчас, – говорю. И даже не просёк. А Габбер вопит, аж барменша вздрогнула:
- Предатель! Расстрелять!!!
И что-то по-немецки. Я потом на коленях стоял, но до дома они со мной даже не общались. Ты куда?
Подружка быстро собралась. Она хватала вещи, а лицо её пошло красными пятнами, как от аллергии. Вадик ничего не понимал. Голый, бегал по комнате. Она только шипела. Когда он попытался схватить её колготки, она завопила:
- Ты что вообще себя не уважаешь?!
Накинула плащ и, голоногая, выскочила на улицу.
Вадик застыл, словно контуженный. И только когда по ногам прокатилась волна сквозняка поднятого хлопнувшей парадной дверью, Вадик понял, что стоит в дверном проёме. Он щёлкнул замком. И вернулся в кровать. Он не особенно горевал. Парням его подруга не очень нравилась. Они звали её, серой мышью.  

У Вадика была мечта. Самому придумать ролевую игру, которая бы понравилась парням. Генераторами идей обычно были Костя и Габбер. Даже у Волокжанина однажды случился приступ вдохновения. И три дня они были группой  «The Клерки». Ухищрялись в изобретении хитов. Сочиняли трек-лист.
- «Корпоративная вечеринка», - орал Костя.
- «Годовой баланс», - ржал Габбер.
- «Риелторы сосут», - не отставал Волокжанин.
- «Клиент слетел», - заходился хохотом Габбер.
- «Кто нажал F8 «enter» - на мотив Грин Дэй, - охал Меламед.
- «Новенькая», - ляпнул Вадик.
И все восхищённо замотали головами, представив себе пикантный сюжет.
С тех пор, Вадик не мог спокойно спать. Он грезил сюжетами. Но каждый раз оказывалось, что великолепная идея, проклюнувшаяся в мозгу, лишь интерпретация прежних чужих изысков. Когда же Габбер или Костя выбрасывали на игровое поле фантазии шарик новой фабулы, Вадик неслышно скрипел зубами от досады.

Вечером Волокжанин ждал всех в кабаке на бёздник. Вадик купил очень стильную коньячную фляжку. И, на весь вечер его клетчатый пиджак превратился в поле для дартса. Остряки метали в него, как бисер, отточенные до элегантности оскорбления.
Меламед подарил лыжу, времён второй мировой войны, с оторванным ремешком и засохшим ошмётком грязи. В ресторан его не пускали, и Костик сказал:
- Это реквизит.
Вадик стоял рядом и недоумевал: «Не хотел бы я быть их любимцем».
Но Тёма был в восторге. Или умело делал вид. Подозревая Волокжанина в неискренности, Вадик злился ещё больше.
Фляжку утопили в аквариуме. Зато подарок Габбера произвёл фурор. Его даже потащили в гостиницу, куда отправились из кабака со съёмными барышнями. Габбер припёр на бёздник ящик мусора. Туда кинули пивные бутылки, даже кто-то нассал, и презент весь вечер простоял в туалете. Потом его закинули в лифт, и там он до утра мотался, смущая постояльцев.

Но обычно дни тянулись скучнее. Серые офисные будни осыпались остатком пятницы в песочных часах недели. Вечером Вадик обзванивал приятелей. Разговор плёлся в привычной колее:
- Костян, привет. Уик-энд катит в глаза. Какие планы?
- Не решил ещё.
- Может, у меня зависнем.
- Не знаю. Ты Тёме звонил?
- Неа.
- Сконектетись с ним, а потом мне отзвонись. Ладно?
- Ага.

- Тём, здорово. Подкатишь?
- Слушай, Респект, я пока на работе висну. Вызвони, Габбера? Он, кажется, сегодня в ирландском пабе лабает, может нас впишет.

С Габером у Вадика продуктивного диалога никогда не получалось. Габбер любил дунуть, а у Вадика не было никаких выходов. Поэтому в гостях у Вадика Габбер быстро скучал. И всё же к восьми все трое подтянулись.
- А у вас есть такие фильмы? Ну, знаете… - Меламед каждое своё появление в постороннем доме начинал с этого вопроса. Вадик был к нему готов. Видеомагнитофон чавкнув заглотил кассету. Плёнка была заезженная. По экрану растеклись аллергические пятна. Костик открыл пиво и подвинул кресло ближе к экрану, поглощённый зрелищем. Две девушки вылизывали друг другу промежности.
Волокжанин был счастлив пузырю, по хладному боку которого катилась испарина. Он накатил себе, Костику, звякнул о третью рюмку и поднял взор. Вадик азартно закивал. Лицо Артёма распорола улыбка.
Габбер пришёл, когда на экране царил жесткий анал, а бутылка была наполовину пуста. Он совершил с товарищами ритуальные рукопожатия, в которых было и скрещивание больших пальцев, и стуканье локтями, и много прочих невербальных ухищрений. А потом кивнул Косте, вызывая в коридор на тет-а-тет.    
Вадик перед этим скользнул в сортир. И теперь невольно прислушивался. Видимо, приглушённые голоса интриговали слух. От природы не уйдёшь, и Вадик разобрал подробности.
- Неудобно.
- У меня только две проходки. Вечеринка закрытая.
- Может, здесь посидим?
- Я синячить не буду. Тем более Ершу гаш с Гоа привезли. Я по любому срываюсь.
- Ну, а чё Респекту скажем?
- В следующий раз возьмём. Да, не парься ты.  

В темноте за окном грустно мигнули габариты. Вадик отлепился от прохладного стекла и закурил. Упустив колечко дыма, он страдальчески воззрился на потолок. И словно тени машущих ветвей начертали ему на побелке тайный знак. Вадик достал из нижнего ящика стола старую записную книжку и среди размытых каракулей с трудом отыскал телефон одноклассника.  

- Я вызвонил. Сейчас к немым поедем. У них же там все движения. Все. Герондос, кокс…
- Сколько Вадик его помнил, Понт всегда был таким. Вот и сейчас тараня липкий снег носом «шестёрки», по которому бежала каёмочка ржавчины, Понт вживался в образ крёстного отца.
- Мне только травы.  
- Да будет тебе шмаль, не ссы.  
Понт упоённо создавал атмосферу противозаконности.
- Я прибалтов двух знал. Они пидаров бомбили. Ну, как? Снимались, шли на хату, а потом хозяина клофелином вырубали и чистили под самое донышко. Часы там, чего. Украшения. У них же больше чем у баб. Парфюм даже. Ну, тогда в 90-м всё шло…Ну они правда в отличных шерстяных костюмах, на мерине, все отутюженные, блондины такие. Валдис и Петерс. А один раз пидар не обрубился и ментам их спалил.
И тут Вадика осенило:
- «Зона»!
- Что? – дёрнулся пушер.
- Нет-нет, я о своём, - смутился Вадик.
Сердце грохотало, как компрессор. В «зону» они ещё ни разу не играли. Это парням, наверняка, понравится. Как только в голове созрела тема, словно живые выросли персонажи. Как щупальца гигантского спрута из фантастического фильма, задёргались сюжетные ответвления.  

На радостях Вадик зашёл в круглосуточный супермаркет и купил бутылку дорогого коньяка. Отвинтил крышку и глотнул прямо на улице. Ловить тачку не стал, на автобусе ехать не хотелось. И он пошёл пешком. Машинально промокая ладонью горлышко, таранил ночное небо донышком пузатой бутыли. До дома оставалось совсем немного, когда Вадик понял, что не дойдёт. Шмыгнул за остановку. Вжикнул молнией. Порадовался, что вовремя перестал носить джинсы с пуговицами на гульфике. И блаженно вздохнул.  
- Ты чё, обурел, мерзота?!
Серые силуэты почти сливались с окружающим мраком. Тот, что гаркнул, шагнул вперёд. В полоске света блеснули сержантские лычки.
Ноги у Вадика подкосились.
- Пьяный. Серёга вызывай патруль. В отдел поедем.
- Мужики, я живу рядом.
- Ты ларёк обоссал!
- Давайте договоримся, мужики.
- Протокол поедем сейчас составлять.
- Ну, может как-то можно решить?
- Не знаю. Думай сам.
Вадик уронил руку в карман кашемирового пальто. Вместе с горстью купюр в ровном жёлтом свете витрины вспыхнул белым боком аккуратно свёрнутый кулёчек. Манера, в которой он был сложен, не вызывала двусмысленных толкований.
- Та-ак, - заинтересованно протянул сержант.
Вадик разжал пальцы. Купюры посыпались на снег. Вадик ещё пытался отпихнуть завиртуху ногой подальше, но ППС-ники уже спеленали его, как маленького. Только лицом вниз.  

Когда в отделе Вадик заикнулся о деньгах, его положили на пол и долго били. Потом уже, в камере, он узнал, что накануне погорел на взятке опер из этого РОВД. И все менты были злые. Даже на улицах стремались брать. И лишь шерстили пьяных по старой привычке.  

В изолятор Вадик зашёл холодея душой. Побаивался всерьёз сокамерников. Но в крытке с ним оказались мужики беззлобные и простые. Кто соседу по пьяному гонору голову проломил, кто лэповские провода на цветмет перевёл.
Знаток, какой всегда окажется в камере, втолковал, что влепят Вадику не строго и, скорее всего, условно.
Пообвыкшись в хате, Вадик стал отсчитывать дни и ночи до суда, уже заранее решив, как будет называться первая серия новой игры, от которой парни наверняка зайдутся в восторге – «Мы с ребятами на «зоне» смотрим телевизор».  

Даже в тесном зальчике районного суда Вадик не смог сорвать с себя тиски желания нравиться. Заискивал. Жонглировал высокопарными фразами. Поминал Голландию всуе. Ему сразу объяснили, что у нас не Голландия.
Прокурор просил три, но не настаивал. Дама-адвокат, единственным украшением которой были очки с толстыми линзами и всклоченные волосы цвета старой пакли, долго рылась в деле. Путалась в страницах, отыскивая нужные пункты в обвинительном заключении, и робко требовала условного наказания.
Через два года в тюремной больничке Вадик умер от туберкулёза.