Гаспадин Спрутс, капиталист в атстафке, свергнутый нахуй нескалько лет назад Савеццкой властью трудящихся каратышек, сидел на тобуретке пасреди комнаты, жевал Дашырак, и, давясь данной склизкой хуйней, рыгая и перманентно выпуская пердячий пар, угрюмо фтыкал ф тиливизар.

   Интерьер комнаты, ф коей восседал данный быфшый буржуй, был до ниприличия засран, зоблеван и нипатребен. По фсему периметру жывописно валялись пустые бутылки, упакофки от Дашырака, использованные аднаразовые стаканчеки, кансервные банки и прочая антисонитарная паибень. Стекла в окнах были уже нескалько месйатсеф как выбиты нахуй неизвестными распесдяями ис ближайшей сельхозпутяги. А ис фсех предметоф мебели ф комнате  присуцтвовали лишь вышеупамянутый табурет, на катором разместил сваю жопу Спрутс, старый рваный, задрочинный и абоссаный матрац на полу, служыфшый для него лежбищем, и чорно-белый тиливизар, являфшыйся для Спрутса главным источьнеком инфармацыи о жызни на Савеццкой Луне.

   Сиводня Спрутсу было хуйово как никагда. Спирт, каторый в изабилии пиздил со  спиртзавода его камрад Жулио, подрабатывафшый там ночьным сторожом, аказался  гавном редкостной сивушности. Пятна блевотины на обоях были тому убедитильнейшым падтверждением, и фсякий рас мутным взором фиксируя таковые, Спрутс внофь ащущал позывы смачьно бливануть.

   Фчирашний вечир он помнел смутно, а гаваря точнее, не помнел ваапще нихуя. Кажетсо, ибануфшы ф кампании с Жулио с литр  паленой гадости, они оба паперлись шароебитсо по городу, периадически жахая вышеупомянутую гадость и заедая ее разново рода подручной херней… (Разумеитсо, ф трезвом састаянии Спрутс хуй бы куда пашол, ибо его ибало было слишком харашо известно народу, а малолетние ниваспитаные ПТУшнеки с криками «Бомж, сцуконах, стаять, педорас!» закидывали его гавном, страительным мусором и мелкими булыжниками, ф силу чиво любая прагулка Спрутса заканчивалась адной-двумя гематомами на ибале.).. потом фспоминались ему пачиму-то суровый милицанер с нихуйовой дубинкой, неизвестная жырная бабища с небритой пелоткой… далее асталось лишь ащющение безграничной ташноты… вздрогнуф, Спрутс стал в мучительных канвульсиях  ронять изо рта на поркет пирижованый дашырак, абработаный желудочьным соком…

   Завершыф этот злабучий процесс и подтереф бливотину со штаноф, Спрутс стал ищо более злобным взглядом, скрипя кариозными зубами и капая на пол кислой слюной,  таращитса ф тиливизар, где наченалась пиридача новастей «Сиводня на Луне».

   «Увожаимые каратышки», - огласил, непомерно дахуя лыбясь, диктар пидарастической наружности, - «Ниибаца важное событие ажыдает фся передовая апществиность нашего Савеццко-Лунного гасударства. В ближайшые дни с афицыальным визитом к нам прихуйярят придставители Земли, таварищи Знайка, Кнопачька, Винтик и ищо нескалько увожаимых фсеми лунными жытелями каратышек и пелоток, беспесды. Если не песдят нашы кариспанденты, речь пайдет об абмене новыми техналогиями удобрения гиганцких растений, инвестицыях ф канаплеводческую и гандонотехническую промышлиность и прочей жызнино важной для народново хозяйства хуйне. Мы пастараимся моксемально держать вас ф курсе праисходящих сабытий, дарагие телезрители». Диктар затих, после чиво огласил: «А типерь новасти спорта, и ниибет».

   Услышаф про ажыдаемое прибытие каратышек, каторые ф свае время устроили ему немалое сацыалистическое западло с экспроприацыей, национализацией и анальной пенетрацией, Спрутс задумалсо. В его пахмельно-йобнутом сазнании зашевелились какие-то неясные папалзнавения. Сопствинно, уже давно повергнутый народной властью в гавно  забвения и убожества сей сраный копиталист мичьтал о вазмездии земным уйобкам. С помащью таварищей из буржуйской апазицыи ему, правда, уже палучилось кагда-то взарвать к ибиням их ракету, сорваф нахуй фсе утвиржденные в земном ЦУПе графики атпрафки касманафтоф, но типерь Спрутс асязаимо чюфствовал ниапхадимость арганизацыи ноправлиного террора протиф правящей вирхушки лунно-земного соцлагеря. Таким образом, его мрачьно-ублеваное бытие наченало приабретать хоть какой-то высокометафизичиский смысл, а сопствинная жызнь виделась уже не столь беспросветной и хуйовой…

   Небритый ибальник Спрутса азарился предчюфствием пабеды и реванша, и нитвердой паходкой зосрантса кагда-то хазяин многих заводоф, а типерь самый абычьный задрочиный жызнью люмпен-пралетарий, направился к телефонному оппорату, штоп поделитсо с корешом Жулио атдельными внизапно появифшымися саабражениями па сущиству….

   (Продолжение следует)