Алел восход, но и закат тоже алел. Не от воспалённых ли и красных от бессонницы глаз? Андрей Борисович, главный конструктор, он же и руководитель полётом, не спавший последние восемь дней, прохаживался по космодрому. Старые ходики сломались, и Андрей Борисович вынужден был вести счёт времени вслух. Это сильно отвлекало, необходимо было последний раз перед запуском проверить расчёты. Андрей Борисович нервно курил, ритмично, на каждой произносимой секунде поднося сигарету к губам...

Посреди бескрайнего заснеженного поля, неопределённо накреняясь, стояла красавица ракета. Весёленькой красочкой на её борту было размашисто выведено "Суперджинс рулит", а с противоположного борта "Варяг". В корабле ещё с вечера заперлись трое космонавтов. Что бы как-то скоротать время до отлёта, ну, и для храбрости, разумеется, они потягивали припасённый портвейн. Андрей Борисович понимал, что в космос добровольно никто лететь не желает, а потому всегда старался обеспечить членов экипажа всем необходимым. Сегодня экипаж был смешанный: двое мужчин и одна женщина, и понятно, что ребята основательно волновались...

Постепенно стало светло, по подсчётам Андрея Борисовича время приближалось к десяти утра. Разбросанные во множестве пустые пачки из-под сигарет красноречиво убеждали, что время подошло именно к десяти. Эту ночь, он вообще не сомкнул глаз. Кто-то должен был следить за временем и эту нелёгкую работу взял на себя главный. Людям надо было отдохнуть перед трудным днём.

Долгая ночь закончилась. Ещё каких-нибудь пару часов и...

Пространство вокруг ракеты наполнилось деловито снующими рабочими, отвечающими за предстартовую подготовку корабля и просто любопытными. Рабочих от любопытных можно было отличить по цветастым фуфайкам с трафаретной надписью на спине "Какая-то там нефть".

Перед самым стартом, на площадке перед ракетой разгорячёно гудела огромнейшая толпа. Сделалась давка. Собравшиеся, напирая, пытались пробиться в первые ряды, возбуждённо шумели и Андрей Борисович, чтобы перекричать толпу начал отсчёт последних секунд в полный голос.

-Десять, девять...

Стоявшие в стороне пожарники, после бесконечных тренировок, уверенные в себе и готовые ко всему, от нечего делать помешивали в красном ящике песок огромными лопатами...

-Восемь, семь...

Кто-то затянул песню о героях Русско-Японской войны 1905 года: "Врагу не сдаётся наш гордый Варяг"...

-Шесть, пять...

Бабушка командира корабля, приглашённая и приехавшая из далёкого сибирского посёлка, закричала: "Ой, лышенько"...

-Четыре, три...

Отошли подпорки не дававшие упасть ракете...

-Два, один, "Старт!"

Бабахнуло. Откуда-то сбоку, из-под второй ступени, заискрило и, шипя, вырвалось удушливое ядовито-зелёное облако, ракета ещё больше скособенилась, запел петух, внезапно ожившие «ходики» словно спохватившись или прося прощение, завертели стрелки в обратном направлении, кто-то упал в обморок, большинство же из присутствующих начало плакать надрывно кашляя.

Выждав несколько минут, и убедившись, что ракета не взлетит, те, что были в цветастых фуфайках, принялись озабоченно поправлять какие-то железки, замазывать вспузырившуюся краску, подсоединять оторвавшиеся шланги, провода, подтягивать многочисленные гайки и болты. Протрезвевшие космонавты, выглядывающие в иллюминаторы, испытывали приступы жуткой головной боли, они сжимали виски руками и выли как полоумные. Каждый из них, не сговариваясь с остальными, считал, что корабль преодолел уже третью космическую и навсегда уходит в глубины Вселенной. Собравшиеся с земли, как могли сочувствовали космонавтам.

"Второй, второй, кто-нибудь, я первый", - орал в микрофон Андрей Борисович: "Меня кто-нибудь слышит? Там у вас под креслом, в ящичке, есть ещё одна, последняя, из НЗ, надо потянуть за чёрный рычажок, дверца откроется и бутылку можно будет извлечь. Только не нажимайте на красную кнопку"...

Топливные баки дозаправили, чего-то подлив из огромной бутыли, разожгли топку парового котла в дополнительной, наспех приделанной ступени, Андрей Борисович нервно махнул рукой и под восторженные крики: "Пошла, пошла родимая", - ракета начала медленно отрываться от земли.

Подьём был трудным и долгим. Ракету заносило в разные стороны, в какой-то момент она летела боком. В другой момент, многие из присутствующих, уже ни во что не верившие, думали, что ракета не улетит никогда. Двигатели гудели на полную мощь, словно демонстрируя старание, им вторили оптимистично настроенные участники запуска. Отработавшие свое, ступени отваливались одна за другой, больно придавливая любопытных, от чего делалось ещё шумнее. Последней отвалилась паровая ступень - самая тяжёлая, и ракета, неожиданно освободившись от проклятой обузы, рванула в небо.

Андрея Борисовича поздравляли. Все радостно вертели головами по сторонам, встретившиеся взглядом, улыбаясь, кивали друг другу, как бы подтверждая - получилось! Приподнятое настроение всего коллектива передалось и любопытным. Даже придавленные и ещё не освобождённые восторженно орали: "Ура!" не переставая пытаться выбраться из-под привалившей их тяжести и разделить общее ликование.  

Последнее что помнил счастливый конструктор, это начало банкета. Нашёл он себя под чёрным небом, выводящим на ровненьком только что выпавшем снегу, нескупой мужской струёй сложный каллиграфический завиток. Радостно улыбаясь, метким щелчком он сбил последнюю каплю, лишив её вредной возможности угодить в трусы и поминутно теряя равновесие, запинаясь и падая направился в сторону города.  

На крыльце родного дома, многослойно выкрашенного суриком, покачнувшись в последний раз, он оглянулся на мерцающие звёзды, и улыбнувшись подумал: "А ведь где-то там сейчас ребята", - вытащил из кармана перочинный нож и гордо выцарапал на стене рядом с другими цифрами "27". Теперь можно и поспать...

2005 год

Степан Ублюдков писатель про ракеты, философ, отьявленный негодяй