Тамара Петровна Пентюхова, вдова геолога, открывшего три крупных месторождения бурого угля и умершего от белой горячки в больнице Норильска, покачивая огромным задом, готовила обед. С финансами у жителей заброшенного села Зорничкино было не важно, поэтому и обед был довольно бесхитростным: суп из крысятины. В суп полетели еще мерзлый картофель, пучок крапивы, да и не хочется перечислять остальную дрянь, дабы не портить аппетит читателю.

В самый ответственный момент Тамара Петровна обнаружила, что полностью закончилась соль. Она недоуменно вертела солонку в руке минут пятнадцать и почему-то материла правительство и гомосексуалистов. К этому времени, судя по неприятному запаху, разнесшемуся по дому, доварился суп. Тамара Петровна, глотая голодную слюну, зачерпнула половником супа из кастрюли и, с выражением блаженства на круглом рябом лице, сербнула из половника немного раскаленной жидкости. Выражение блаженства тут же сменилось гримасой отвращения – есть этот суп без соли было положительно невозможно. С такими проблемами она привыкла сталкиваться чуть ли не каждый день, поэтому не растерялась, а принялась некоторым образом размышлять, или, если будет угодно, соображать.

В Зорничкино уж давно повелось, что женщина может легко решить любую проблему, доставив удовольствие мужчине. Поэтому Пентюхова направилась с пустой солонкой к хате Игната  Костюка, зажиточного мужика, сын которого играл за какой-то футбольный клуб во второй лиге и исправно слал отцу ежемесячно десять долларов.

Игнат отошел в дальний угол прихожей, чтобы Тамара Петровна смогла протиснуться внутрь. Ему было лет 45, но выглядел он значительно моложе, и только большая овальная плешь на угловатой голове Костюка выдавала в нем опытного мужчину.

Коротко изложив суть проблемы, Тамара Петровна принялась раздеваться, томно откидывая снимаемую одежду в разные стороны. Когда, наконец, в сторону печки полетели трусы, раскрывшиеся над полом как парашют, Игнат достал свой тонкий короткий член и принялся вертеть его, стимулируя приток крови. Тамара Петровна включила радио и стала танцевать эротический танец под звуки ламбады. Через минут пять она остановилась, чтобы отдышаться и поднять опрокинутую во время танца мебель, и увидела, что Игнат, красный от стыда, засовывает свой ничуть не изменившийся в размерах член обратно в штаны. Обматерив коммунистов на чем свет стоит, покрытая потом Тамара Петровна стала надвигаться на Игната. Игнат с криком ужаса кинулся к окну. Оно надрывно скрипело и никак не хотело открыться.

-    Смирись, окаянный, - увещевала его Тамара Петровна, загоняя к дивану, подальше от окна.
-    Помилуй, матушка, - плакал Игнат, загнанно оглядываясь.

Тамара Петровна неожиданно совершила гигантский прыжок и повалила Игната на диван, придавив его своей тушей. Она слизнем стала ползти вверх по телу Игната, пока ее сильно заросший черными вперемешку с рыжими волосами лобок не оказался над его лицом. В ноздри Игнату ударил резкий запах тухлой рыбы. В чаще лобковых волос он приметил пару странных насекомых. Игнат мелко задрожал и стал тихо молиться.

-    Видал ли ты такую красоту, дурак? – спросила его Тамара Петровна, разводя пальцами половые губы.
Зловещая пасть внушительного влагалища раскрылась, предоставив взору Игната омерзительную пещеру, которую трудно описать подробно и не облеваться. Игнат лишь слабо помотал головой. Его тошнило и ему показалось, что вот-вот он потеряет сознание.

-    Ты не егози, хоть узнаешь, как женщина пахнет – жена-то, небось, твоя тебе таких представлений не устраивала… - весело болтала Тамара Петровна, устраиваясь поудобнее.
-    Тамара… Пет-ровна… слезьте, пожалуйста, я… зады… хаюсь… - молил Игнат, глаза которого уже начали закатываться.
-    Я-то слезу,  милый, но ты сначала сам знаешь, что должен сделать.

Игнату очень не хотелось умереть, тем более такой смертью и он заставил себя вытащить кончик языка.

-    Давай-давай, чай не красна девица, чтоб стесняться, - рассердилась Тамара Петровна.

Игнат зажмурился и ввел язык в теплую вонючую слизь. Стараясь не дышать и не глотать, Игнат механически водил языком по морщинистым стенкам влагалища Тамары Петровны.
-    Ай, хорошо-то как, - повизгивала Тамара Петровна:
-    Мой-то покойный меня таким не баловал.… Чтоб ему черти в зад…

Она не успела договорить фразу, как бурный оргазм сотряс ее мощный торс.

-    Ой, батюшки! Ай, леший! – визжала она, обильно изливая в рот Игнату какую-то вязкую жидкость.
-    Ну слезь же, - кряхтел Игнат, извиваясь под ней червем.
-    Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, - наставительно заметила Тамара Федоровна:
-    Есть у меня еще пара фантазий. Слыхал про дождик золотой, волшебный?
-    Какой еще «дождик»? – прикинулся младенцем Игнат.
-    Хе хе хе, ну ничего, милок, все бывает в первый раз…

Тамара Петровна зажала ему нос и принялась мочиться ему в рот. Игнат, широко выпучив глаза, пытался отплевываться. Коричневатая моча долго изливалась из Тамары Федоровны, ему уже стало казаться, что этот кошмар никогда не кончится.

-    Ну вот, милок, а ты боялся. Хоть женщиной себя почувствовала на старости лет. Спасибо тебе. Пойду еще у Ефима соли спрошу… - ласково говорила Тамара Федоровна, одеваясь.

Игнат лежал в той же позе, отрешенно глядя в потолок. Приступы рвоты рывками подкидывали его грудь, и содержимое желудка Игната неспешно стекало по щекам на диван.


Giggs, 2004г.