Чмошником быть нелегко. Пубертатный период, брызгая гноем из подростковых прыщей, приручая руки и член к ежедневным дрочильным движениям, и оскверняя чистые простыни, ночными поллюциями, в один прекрасный момент делит до того прекрасно уживавшихся друг с другом сопливых тинеджеров на две совершенно разные половины. С одной стороны, успешные уебаны, жестокие, как все дети, максималистичные и принципиальные, лидирующие и купающиеся в обожании своих шестерок и малолетних девок, словивших год-два назад свои первые менструации. С другой стороны – чмошники. Черти, лохи, «женщины», демоны. Для них у подросткового племени отравленного прущими из организма тестостеронами придуманы сотни эпитетов. Их пиздят на школьном крыльце, отбирают выданные на завтраки денежки в фонд таинственного «пацанского общака», ссут на физкультуре в ботинки, прячут портфели в женских туалетах и сморкаются на спину исподтишка.
Надо признать, с болью в душе, по-лоховски озираясь по сторонам, и в страхе получить зуботычину, я в свое время, именно и был таким чмошником.
Да, я регулярно вносил «нормальным» пацанам взносы в мелких рублевых суммах, получал пиздюлей на спортивных площадках, и приходя домой в слезах стирал с куртки чужие сопли и срывал записку «Я - лох. Пни миня».
Сколько раз, стоя перед окном своей комнаты, я в бессильной злобе сжимал кулаки, обещая отомстить обидчикам, и размазывал слезы по прыщавому лицу. Сколько раз я пудрил материной пудрой, желтеющий синяк, и объяснял сострадающим родителям, что телесные повреждения себе я нанес при падении с лестницы. Как я ненавидел свою школу, своих одноклассников и всю эту ебанную жизнь.
Но и под этой, категорией, куда благодаря моему безвольному характеру и неумению бить в лицо, занесла судьба была еще одна. «Конченные чмошники». Таким плюют не в спину, а прямиком в лицо, жирными, гнойными соплями, собирая их во рту минут 10, ссут прямо на ноги, и пинают в жопу ежеминутно. И это самый низ школьной иерархической лестницы, самая грязная и откровенная жопа. Таким и был Леша Леонин, мелкий, с засаленными волосами и рваным в жирный пятнах пиджачке. Не обижал его, наверное, только я, в силу природного добродушия, и отсутствия детской озлобленности на всю жизнь (ну и потому, что сам был лохом тем еще), да некоторые девочки, царапающие в личные дневники свои наивные откровения. Он стал самой испинаной собачонкой, жалко жмущейся по углам, скулящей по любому поводу, и бессильно сверкающей злыми глазками, молящими обидчиков, не бить под дых слишком сильно…
Мне его было жалко. Иногда я даже разговаривал с ним по душам, стараясь хоть немного приободрить в тусклой жизни школьного опущенного. Он неохотно рассказывал о каких-то своих неполноценных компьютерных увлечениях и немецкой порнухе, которая стала лучшим другом Леонина. Один раз мы даже пили пиво из поллитровых банок, и мечтали о будущей жизни, в которой нас будут уважать, и делились планами коварной мести обидчикам. Леонин почему-то хотел всех врагов своих зарезать кухонным ножем, а на трупы их нассать и насрать. А что? Вполне человеческая, вполне возвышенная мечта. Вон Ленин о мировой революции мечтал. Чем он хуже (лучше) Леонина?
Была у нас такая игра. По форме – довольно справедливая, по содержанию – нет. Бегая по душным школьным рекреациям мы харкались друг другу в лицо. Если попал смачно – ты победитель, попали в тебя – проигравший. В принципе, несложно, интересно и увлекательно, если бы не одна загвоздка – в тебя харкают пятеро – а ты один. В конечном итоге соплей на твоем детском ебале, купленной на последние родительские деньги кофте и помятых брюках оказывается гораздо больше, чем у остальных. Но не играть нельзя – они ж крутые, а ты чмо. Принимая тебя в игру в качестве мишени, они делают снисхождение, берут и тебя в свой привелегированный круг, на полчаса ты становишься ровней властителей школьного мира, и упускать шанс попасть зеленой соплей, своему главному неприятелю, человеку унижающему тебя ежедневно нельзя. Нельзя, хотя бы даже получив за это очередное мерзкое унижение. Честно сказать я всегда проигрывал. Психология пораженца. Инстинкт чмошника. Нельзя побеждать сильного, когда боишься его, когда победу эту не удержишь, когда в конечном итоге все равно получишь пиздюлей. Но как говорили древние греки «Главное, не победа. Главное – участие!»
Леонин в эти игры не играл. С мой слюной холеные лица гопников еще как-то могли смириться, с его – нет. Но все равно пробегая по школьным коридорам, в погоне за обхарканным Психопатриевым, они не упускали возможности больно пнуть Леонина, походя сморкнуться на него, или дать ему в ебло.
И все-таки надо отдать долг мужеству этого загнанного человечка. Человечка сколь сильного характером, столь порядочного и благородного! Аве Мария, бля.
Как-то раз, мои «друзья» окончательно загнали меня. Я стоял в углу классного помещения, обтекая дружеской слюной, харчки, как стрелы монголов в Куликовскую битву русских воинов осыпали мое зажатое в комок тело (ну или наоборот русские стрелы, монгольских воинов, какая хуй разница?), я уже не отплевывался, не было слюны. В общем, пиздец. Гитлер капут. Единственная возможность уйти от сопливого дождя – проход между партами. Оттуда, в коридор, из коридора – в туалет, где можно отмыться, и идти на урок, в страхе унижения ожидая следующей перемены. Надо только быстро рвануть, и добежать до двери класса. Ну я и рванулся из последних сил, как тигр, или кто там у Лермонтова (не могу не напомнить, что этот пиздюк, как конченный пидор все детство проходил в юбке) в Мцыри. Почти добежал до коридора, почти почувствовал пьянящий запах свободы, близость спасения – зассаного школьного туалета, но на пути моем грозной тенью встал худощавый Леонин со стулом в руках. Своим орудьем человечек прижал меня к стене и радостно заорал:
- Пацаны! Харкайте в него! Я его держу!
Какая красивая попытка вызвать всеобщее уважение и почет! Думается, после такого изящного поступка, помощи в травле своего одноклассника Леонин заслужил одобрение и стал пользоваться пиететом. Благородство налицо. Не знаю. Вскоре я с муками бежал и с поля боя, и из этой школы.
А еще мой одноклассник Вова, как-то в шутку насрал Леонину в дипломат. Но это уже совсем другая история.