Алекс в общаге института Востоковедения. Случайно знакомится с девушками. Одна брюнетка: распущенные волосы, серое платьице. Они случайно оказываются в комнате. Алекс глупо острит. Укладывается спать. Она показывала ему комнату. Рядом то же кто-то. Из их компании. Она говорит: я то же хочу спать.     
- Иди ко мне.
    Она подходит. Он расстёгивает платье, целует плоский живот. Касается её пупка кончиком языка. Светло-коричневые совсем не модные колготки. Резинка. Пальцы Алекса начинают подрагивать. Он пытается шутить. Пальцы никак не пробираются под резинку. Она снимает платье. Белая майка. Алекс распахивает одеяло. Она забирается к нему.

    Бурятия. Экспедиция. Алекс встречает её. Большой бревенчатый дом. Снова только девушки. Три или четыре.
- Ты как здесь?
- Вертолётом.
- Что здесь делаешь?
- На задании. Пишу репортаж.
Глупый разговор. Две девушки всё время рядом. Он даже не может её обнять.
- Нас Саша Китаец сюда привёз. Изучаем быт буддистского монастыря.
- Шаманов видели?
- Нет.
    Глупый разговор.
    Появляется Китаец.
- Сашка, говорят тут трава убойная, дальневосточная.
- Да ладно.
Заговор молчания.
- Ну, я же не к барыге предлагаю ехать. Пойдём поищем. Можт куст найдём.
- Куст?
    - Они тебе поэтому и не говорят. Девки, нашли случайно две былки. – шепчет Китаец.  
    - Ну?

    Венки и веники подвешены к стрехам сарая.
- Это ж Дальний Восток, тут корневища знаешь какие? Десять метров, не вытянешь.
- Ну, можно же отрубить.
    Алекс рассматривает нож, косится на напильник. Китаец протягивает ему небольшой кусок засохшего корня.
- Да, я его так сломаю.
    Белый, как палка корень легко ломается, но в середине красная с зелёным сердцевина, словно два провода в оплётке, сердцевина вьётся, перегибается, но не рвётся. Белая палка с лёгким треском ломается, кусок за куском, шматки белой оболочки мнутся и повисают, но сердцевина – два тонких волоска так и не поддаются.

    Маленький город. В кармане у Алекса записка от Пыя. Незнакомый район. Спросить не у кого. Пробегают два мужика. У одного в руках то ли бейсбольная бита, то ли кувалда, толи труба, облупившаяся, с куском цемента приставшего на конце, словно выломанная из ванной полуразвалившегося дома. Труба в руках у одного из мужиков. Рядом ещё двое. Майки с лямками, треники с пузырями на коленях. Лыганы.
    Мужики кому-то орут.
    Одноэтажное здание магазина. Железная ржавая дверь подсобки. Решётка изображающая солнечные лучи. Дверь в зарослях крапивы. Заасфальтированный пятачок. Несколько деревьев растут сквозь асфальт. Бывший яблоневый сад.
Слева какие-то ящики. Кусты. Угол многоэтажки. Балконы заставленные хламом. Двое агрессивных мужиков с трубами:
- Вон он!
    Какой-то алкаш в шляпе с дырочками и летних штанах пытается от них скрыться. Качки бегут за ним.
- Стоять, сука. Я чё те мальчик за тобою бегать, где флакон?
    Пьяненький мужичок теряется в крапивной алее, исчезает за углом магазина. Мир задних дворов. Пекло летнего полдня.

    Алекс понимает, что неподходяще одет для этого места. На ногах ботинки на толстой подошве, светло-бежевые шорты и такая же рубашка, как у солдат Роммеля. На голове нелепая белая панама, с опущенными полями.

    В этом районе все кого-то ловят. Алекс встречает группу подростков. Не более полдюжины, есть совсем пацаны, лет десяти-двенадцати, заводила прыщавый сухожилый блондин, наглая усмешечка. Позади шагах в десяти трутся парни покрепче.

Глупый разговор.
- Здорово, чё за манёвры?
- Так суббота же.
- Лихо.
- Ваще прикинь, щас электрически кончил. Можт не надо говорить. Завафлил тут одного. Тока что. Шкет – сопляк совсем. Смотрю вытаскивает изо рта батарейку и маленького танкиста. Я тут же прям спустил.
    Алексу часто доверяли секреты. Даже малознакомые люди. Может у него лицо располагающее или его всерьёз никто не воспринимает. А этот может и просто пантуется.
    Алексу хочется прямо сейчас зарядить уроду с ноги в табло. Наглая циничная харя, подонок и это видно сразу. Белая майка с лямками. Ладони в карманах потёртых светло-голубых джинсов. Он всё время их поддёргивает.
    Но сзади пасутся люди посерьёзнее. Почти ровесники Алекса. Но здоровые жлобы, качки.
- Потерялся совсем, - Алекс делает вид, что укурен, ему не сложно. Опыт.
- А ты ваще кого здесь знаешь. – Рамзеса, Али-бабу?
    Произнести кличку Пыя, Алекс не решается. Вряд ли этот эстет в авторитете у местных гопников, да и не знает его никто, он же недавно здесь хату снимает.
- Да, я ваще Лёху «Золотого» ищу.
    И тут же Алекс поворачивается к шпане спиной. Идёт. Но видит боковым зрением, что лопоухие тени тянутся за ним.

    И вдруг наверху окно. Алекс узнаёт её. Он часто вдел на портретах. Мария. Святая. Ну, у кого она может здесь вписываться. Только у Пыя.
- Мария, - Алекс машет ей рукой.
    Она утыкает незрячие глаза прямо в него. Ласково улыбается. Из-за плеча Марии показывается женщина:
- Молодой человек, вы к нам, поднимайтесь?
- А Пый дома?
    Женщина отворачивается в глубь комнаты:
- Лёша, к тебе.
    Алекс оборачивается, вокруг уже толпится народ. Малолетние гопники. Подкатили алкаши, какие-то бабки крестятся. Пара продовщиц из фруктового отдела. Смотрят со страхом. Даже качки подтянулись. Но внутрь никто не заходит.

    Оказывается, заходить нужно не через подъезд. Сбоку какая-то дверь. В парадном толкуться какие-то женщины, странно одетые, почти как цыганки, но у этих совсем иные лица. Много пожилых. Непокрытые головы. Серебряная седина, убранные в пучок волосы. Похожи на старых учительниц литературы. Одна бойкая – помоложе.
- Сюда, сюда, к Святой Марии только так можно пройти.
    Узкий коридор, завешенный тряпками. Иконки и крестики, длинные цепочки. Странная лестница. Нужно идти согнувшись, наклоняясь под какими-то лестницами. В одном месте Алекс уже думает, что не протиснется. Проход перегорожен, нужно подтянутся между какими-то арматурами, вокруг верёвки и длинные цепочки, крест колет в висок, лезет за пазуху. Алекс уже хочет повернуть. Единственное, что останавливает неизбежная встреча с обитателями дикого района.

    Он кое-как протискивается. Впереди по бетонным ступенькам спешат двое знакомых.
- Привет, Алекс.
- Ну, к вам не доберёшься.
- Прикинь Пый, Марию выцепил.
- Да, я её уже видел.

    Наконец-то входная дверь. Обшарпанная. Клочками из дыр в дерматине торчит грязная вата обивки. Узкий коридор и вдруг одна за другой очень широкие комнаты, правда, перегороженные старыми шкафами, словно лабиринт. На кухне женщина в сером фартуке, готовит что-то из круп и сухофруктов.
Алекс выходит к свету. Что-то вроде небольшого балкончика. Мария и та женщина, что была за её спиной. Мария оборачивается и снова так же ласково смотрит на Алекса белыми зрачками. Улыбается. Жест.

    Дальше, чуть внизу, большой зал, горят свечи, на чисто вымытом паркете сидят люди, мужчин мало. Глаза у людей закрыты.

    Алекс не понял, как оказался снова среди шкафов. На подоконнике сидит Пый, кажется, приколачивает. Какие-то девушки. И вдруг из кухни выходит она.
- Привет.
    Снова это невзрачное платье. И снова эти чёрные блестящие словно оливки глаза. Она манит. Алекс обнимает её:
- Как же я по тебе соскучился.
    Он прижимает её и целует.
- Слушай, можно у тебя сегодня вписаться.
    Рядом возникает ещё одна девушка. Яркие чёрные волосы, забранные назад, высокий лоб, яркие губы, взгляд, как молния из-под пушистых и длинных ресниц, очень стильный бежевый бадлон сверху кожаная жилетка с металлическими бляшками.    
- Можно у тебя вписаться?
    Новая девушка стоит полубоком, Алекс увлекает свою вперёд и как бы невзначай проводит рукой по талии обтянутой бежевым трикотажем. Брюнетка плавно оборачивается, слегка поднимает брови.
- Ну, двоих я впишу. Девушек.
- А ребята?
- Если бы мать была на даче, вписал бы всех, а то только моя комната свободна.

    Алекс оказывается на улице. Один. Тонет во тьме. Закрытый стальными ставнями ларёк. Под козырьком очередь за самогонкой. Торгуют из окна бывшей подсобки.
    Рядом возникают качки.
- Ну, чё посмотрел святую.
- Да это наглухо.
- Зуб даёшь?
- Поди, посмотри ей в глаза, если не произведёт впечатления, можешь разбить мне ебло.
- Правда? - качёк оживляется. Два его приятеля азартно ржут, потирают руки.
    Алекс понял, что прогадал. Оловянными глазами ничего не увидеть. Куски мяса ничем не пронять. Но пытается выторговать:
- Только сильно не бей.
- Нормально буду бить.
    Алекс пытается заманить качка в сети слов.
- Нормально набьёшь? Ты чё кольщик?
- Ща пешню достанем. Да не ссы я маленькую набью.
    Бык целит в верхнюю губу.  
    Чёрный брезент ночного неба накрыл асфальтовый пятачок. Яблони укутывают всех четверых страшной тенью. Единственная лампочка возле окна подсобки убранная решёткой.