Утро было самым что ни на есть обычным. Серое утро за окном, серый линолеум на полу, серая столешница с жёлтыми присохшими кругами от пролитого чая. Белая тарелка с потёртой позолотой каёмки. Пригоревшая яичница, кусок чёрного хлеба. Есть совершенно не хотелось, хотелось выпить кефиру и лечь обратно спать.

-    Жри, Василий! – пронзительный голос Светин отозвался жалобным дребезжаньем стаканов в сушилке над раковиной.

Вася поднял на неё страдающие воспалённые глаза, но тут же опустил их. Вид его преждевременно раздобревшей, дряблой, покрытой веснушками и пигментными пятнами супруги в полосатом фланелевом халате, с вытравленными пергидролью редкими волосами, отнюдь не внушал ему аппетита.

-    Что ты на меня так зыркаешь? – тут же зацепилась Светлана. – А? Ты мне сказать что-то хочешь? А? Тебе не нравится что-то? А?

«Бэ», - подумал Вася и ответил:

-    Нет-нет, лапонька, что ты.
-    Ну-ну, - она запахнулась поплотнее в свой заношенный халат, обдав при этом Васю запахом свежего пота и давно нестиранных трусов. Помолчала немного, глядя, как он жуёт, потом резко обернулась к плите. - Чай-то тебе наливать? А?
-    Конечно, Светочка, наливай, - торопливо попросил Василий.

Она повозилась немного, маяча перед плитой бесформенным обширным задом, потом грохнула перед ним на стол его кружку – зелёную, с белыми горохами, с отколотым краешком и застарелыми коричневыми кругами. Жидкость в кружке была почти прозрачной, со слабым желтоватым оттенком, насколько Василий помнил, последний раз свежую заварку Света в чайник сыпала позавчера. Ложки в кружке не было, да и сахарницы на столе тоже. Света всегда клала ему сахар сама, потому что считала –дай мужу волю, он целый килограмм себе в чашку высыпет.

-    Ну, что не пьёшь? А?
-    Горячий, жжется, - сделал попытку оправдаться Вася. – Остынет пусть чуть-чуть.
-    Некогда мне тут ждать, пока ты закончишь, у меня повтор сериала начинается.
-    Да ты иди, иди, - забубнил Василий, стараясь не разозлить жену. – Я тут сам справлюсь.

Света пробурчав что-то нелицеприятное о беспомощном муже-неумехе, направилась к телевизору, еще раз подвергнув Васю испытанию вонью. Вася наклонился над кружкой, упираясь локтями в стол и задумался.

*****

Всю его жизнь, с самых школьных лет, Василия считали «светлой головой». Он был примерным учеником, усидчивым и старательным. Он тщательно выполнял все домашние задания, которые давали в школе – и, несмотря на то, что половина их была сделана с ошибками, учителя всё равно ставили ему пятёрки. За усердие, как они говорили. И в конце концов именно он, а не его лучший друг Матвей, получил золотую медаль.

Моте дали только серебряную…

Они дружили с детского садика, но были полной противоположностью друг другу. Василий, примерный ученик и мальчик – паинька. И Матвей – хулиган и задира, но при этом почти лучший ученик – после Васи. Ему ничего не стоило пропустить хоть целую четверть уроков, а потом прийти и написать в один день все контрольные сразу. Но всё же золотую медаль ему не дали, и слабоволие и лень тому причина.

В институт друзья поступали вместе, в один и тот же. Сдав вступительные экзамены, Мотя на том успокоился и посещению лекций предпочитал чтение легких развлекательных книг, как правило в горизонтальном положении. Но, талант! – к сессии он брал себя в руки и за ночь-другую запросто осваивал материал и блестяще сдавал экзамены. Правда, не по всем предметам, так как кое-что все-таки требовало более глубокого изучения. «Светлая голова, но лентяй!», - говорили о нем преподаватели.

Василий же, напротив, всё свой время посвящал занятиям. Он ходил на все лекции, у него всегда весь курс переписывал конспекты. Так что пока его друзья, с Мотей во главе, предавались разгульному студенческому житью, с постоянными попойками и танцами с девушками из женского общежития – Василий сидел в библиотеке.

Тогда же он и познакомился со Светой, веселой хохотушкой с Украины, учившейся в том же институте, курсом младше. Светлана быстро охомутала Васю, да так умело, что он и сам не заметил, как женился. Света стала его первой и последней женщиной. Она быстро забеременела, бросила институт и переехала к Василию. Его родители, пожилые интеллигентные люди, пережившие блокаду и репрессии, ничего не смогли противопоставить Светлане, и вся власть в доме очень быстро перешла к ней.

*****

Шло время, Васины родители ушли в мир иной. Светлана, и ранее не стеснявшаяся гнобить мужа, с удвоенной энергией принялась наводить в доме свои порядки. Её усилиями дом, где Вася провел всю свою жизнь, стал меняться. Привычные вещи, мебель, пианино, бабушкины вазочки и статуэтки, дедушкино кресло – всё исчезло в неизвестном направлении, а на их месте воцарились новые, стандартные предметы интерьера, те, что радовали взор Светланы. «Теперь хоть перед людьми не стыдно», - говорила она, - «А то старье какое-то было».

Матвей так и не женился, раздобрел и периодически наведывался к Васильевым. Большой, шумный, он как камень, брошенный в заболоченный пруд, временно вносил разнообразие в их жизнь. Рассказывал истории, шутил, зачастую скабрёзно, чем вызывал недовольство Светланы и румянец пятнами на лице Василия.

Вообще, Света Мотю не одобряла. Стоило ему выйти за дверь, как она сразу бросалась поливать его грязью, высказываясь в весьма откровенном духе о его умственных способностях и образе жизни, но при нём вела себя смирно, чтобы не сказать скромно. И это было удивительно, потому что остальных приятелей, да и просто знакомых Василия Света отвадила от дома ещё в студенческие годы. «Ишь, пожрать они пришли, нахлебники!» - говорила она всегда о любых гостях, даже если они приходили с гостинцами. Так что ко времени нашего повествования ни один гость, кроме Моти, не переступал порог их дома. А многочисленные и единообразные сёстры и племянницы Светланы, раз или два в год заселявшиеся к ним шумным табором, глотающие литрами самогон и лузгающий килограммами семечки – это не в счёт. Потому что родственники.

У Василия же никаких родственников не было, самым близким человеком, после жены, конечно, для него всегда был Матвей. Василий не одобрял его образ жизни, но не мог не завидовать той жизнерадостности, с которой тот встречал любые случавшиеся с ним оказии, будь то исключение из института на втором курсе за похабные стишки, сочинённые в часть ректора и всех членов учёного совета, отправка в забайкальский военный округ на два года службы, назначение начальником склада (по блату, конечно же) – и увольнение оттуда через три месяца за пьянство на рабочем месте. Кем только не был в своей жизни этот краснощёкий, круглый, как колобок человек! И личным шофёром директора оборонного завода, и специальным корреспондентом литературного журнала, и поваром в студенческой столовой, и продавцом цветов на Литейном, и подсобным рабочим в театре.

А на данном этапе своей жизни Мотя – сантехник. Водопроводчик. Моте всегда было плевать на свой социальный статус, в отличие от Васи.

Именно уважение к устоям общества, приверженность строгим правилам, впитанным им вместе с молоком матери холодным воздухом с Невы, сохраняла его брак столько лет, берегла его от громких скандалов, заставляла избегать супружеских измен и всего, что выходило бы за рамки размеренной, благопристойной жизни.

В начале девяностых многие его сослуживцы бросили институт, и в погоне за длинным рублем занялись бизнесом. Звали и Васю, зная его как дисциплинированного и исполнительного человека, но он всегда отказывался. Институт казался глыбой, несокрушимой и надежной, а все эти новомодные поветрия – для авантюристов, так считал Василий. Прошедшие годы доказали его неправоту. Кто-то из институтских друзей уже светился в списке ста самых богатых людей страны, а Вася так и перебивался от зарплаты к зарплате. Более того, воспитание и чрезмерная осторожность не позволяли ему брать взятки, что приносило дополнительные проблемы как ему, так и его студентам.

Нередко случались весьма неловкие ситуации, когда, обнаружив в очередной зачётке некую отливающую зелёным купюру, он не знал, что ему делать: и на публике невозможно совершенно было обличить коварного двоечника, и в то же время потворствовать такому безобразию он не мог.

И потому слыл он не только самым занудным преподом во всём институте, но и самым зверским экзаменатором. Так было до того самого рокового дня, в корне изменившего всю его жизнь!

*****

Пересилив себя, Василий допил чай и пошел одеваться. Жена безучастно наблюдала краем глаза за ним, ожидая очередной Васиной оплошности. Наконец её терпение было вознаграждено – муж никак не мог найти второй носок. Он растерянно оглядел комнату, заглянул под кровать, изучил батарею отопления и, пожав плечами, обратился к жене:

-    Светочка, ты не видела мой носок?

Светочка видела. Она сама его и выкинула в помойное ведро.

-    Я тебе сколько раз говорила – не кидай свое барахло где попало! – визгливо, начиная заводиться, сказала она. – Говорила?
-    Говорила, - покорно согласился Вася.
-    Говорила, что все, что не на своем месте, буду выкидывать?

Вася кивнул.

-    Ну вот и не обижайся, - неожиданно для себя Света процитировала фразу из «Джентльменов удачи». – Пусть это будет тебе уроком!
-    Я все понял, Светочка, но в чем же я в институт пойду?

Светлана проигнорировала этот резонный вопрос. Вася покраснел. Каждый раз, когда он считал, что обижен не заслуженно, он краснел. Такой вот, красный, надутый, с одним носком на ноге, он бесцельно походил по комнате. «Это безумие!», - думал Василий. – «Я, кандидат наук, не имею даже одной пары носков!».

Мотя бы посмеялся над ним. Мысль о Моте придала Васе сил и он осмелился попросить у Светы денег на новые носки. «Денег нет!», - отрезала она и снова уткнулась в ящик.

Таким образом, Василий Михайлович Васильев, тридцатипятилетний доцент кафедры философии, в день, который коренным образом изменил его жизнь, в институт пошел без одного носка.