Тяжёлый мокрый снег, мохнатыми кусками, подгоняемый напористым ветром надёжно залепливал рот, нос, глаза. Вот уже четвёртый раз Юрий Алексеевич промахивался мимо Людкиного дома. Он бродил сложным маршрутом по интересующему его кварталу и прилегающим окрестностям, кое-как сохраняя равновесие, и промахивался, промахивался, промахивался...

Из прочитанных в детстве популярно-развивающих книг он усвоил (теоретически), что, заблудившись в лабиринте не надо дёргаться и метаться из стороны в сторону, так можно окончательно заблудиться, гораздо разумнее начать обход, придерживаясь стенки одной из двух рук. Можно правой, а можно и левой, результат будет один - рано или поздно ты выберешься из лабиринта. Для одноруких любителей исследования лабиринтов - задача и вовсе упрощается. Тут уж придерживаешься, стены той единственной, что есть у тебя.

На практике теоретические знания не очень-то помогали. Снег всё валил и валил, Юрий Алексеевич ходил кругами, а где-то в одном из этих домов, в тёплой и уютной двухкомнатной квартире, предвкушая приуроченное к празднику свидание, изнывала любвеобильная Людка...

Николай сидел под огромной разлапистой ёлкой, клацая зубами от проникающего под густую шерсть холода. Сидел он достаточно долго, чтобы снег надёжно скрыл его следы. Быть обнаруженным он уже не опасался, а вот холод, кажется, доконает его сегодня окончательно...

Последние несколько лет, Николай регулярно устраивал засады. Обычно, попадалось много и всего. Зайцы, грибники, лыжники, молоденькие волчицы. Если первых, вторых и третьих Николай радостно поедал, то последних, он непременно имел во всю силу своей пока ещё потенции. Сегодня, в канун нового года, он поджидал беспечных заготовителей ёлочек. Любителей лёгкой наживы. Прошлогодняя засада позволила ему сытно встретить человеческий праздник.

Как будет в этом году, Николай не загадывал. Он давно уже не тешил себя иллюзиями и обманами. Только с грустью отмечал, что реакция стала уже не та, да и лес всё больше и больше засерается, а потому с огромным удовольствием, особенно в голодное время года, Николай сьедал случайно забредших в чащу леса человечков. Он называл это справедливой компенсацией...

Ещё не протрезвевший Юрий Алексеевич, наворачивал восемнадцатый круг по лабиринту микрорайона. Снег не прекращался и Юрий Алексеевич довольно убедительно напоминал снеговика с новогодних открыток. А красный, словно только что выкопанная свекла нос - ещё более усиливал сходство.

Людка, перевозбудясь, что бы хоть как-то занять себя с ожесточением пылесосила и без того чистый ковёр. Приготовленные на столе салаты - обветрились, изменили свой радостно-майонезовый цвет на грязно-песочный, пожухло-неаппетитный, тонко нарезанная сырокопчёная колбаска, покрываясь капельками "пота", сворачивалась в хрустящие трубочки, многократно разогреваемое мясо безжалостно высохло, потемнело и, судя по всему, сделалось совершенно невкусным...

Смеркалось.

Окончательно замёрзший и голодный Николай, сообразив, что за молоденькими ёлочками ни один дурак сегодня не придёт, выбрался из-под надёжного укрытия. Больно порезав лапу о разбитую водочную бутылку, жалостно заскулив и дав себе, твёрдое обещание задрать парочку любителей природы, прихрамывая, засеменил в сторону города. Привольной волчьей жизни он вкусил с лихвой, и давно уже мечтал быть приручённым и накормленным. Там, в городе, назревал праздник. И естественно, что Николая влекло к людям...

Беспрерывно урчащий желудок подстёгивал Николая, не позволяя отвлекаться на боль в лапе. В желтоватом свете разгорающихся ртутных фонарей Николай вошёл в город...

Юрий Алексеевич, к тому времени уже основательно выбился из сил и сто тридцать четвёртый круг преодолевал по-пластунски. Мужественно, целеустремлённо, с всевозрастающей надеждой очутиться в тёплой постели гостеприимной, потной, и неизменно пахнущей клубничным мылом Людки.

«Какая странная собака», - подумал лёжа на боку полу обмороженный Юрий Алексеевич, встретившись взглядом с Николаем.

«Какой жалкий венец природы», - подумал Николай, заприметив ещё издали обездвиженного Юрия Алексеевича.

Николай прошёл совсем близко от лежащего. Дышащий перегаром Юрий Алексеевич, брезгливо сморщил свой подмерзший нос от запаха псины и, не вызвав, в свою очередь, обильного слюноотделения у проголодавшегося волка. Да и как мог вызвать это слюноотделение Юрий Алексеевич, когда из-за стеклянной двери близлежащего магазина довольно заманчиво пахло копчёной грудинкой, мандаринами, шоколадом и ванильным печеньем. Дивный запах достигал не только острого обоняния Николая, свекольный нос человека вяло шевелился в попытке дотянуться до уносимых переменчивым ветром волн напоминающих о семейном счастье.

Николай направлялся к магазину. Влекли его не только гастрономическо-кондитерские ароматы. Из магазина выходила упитанная, хозяйственная гражданка с обрывающими руки гигантскими пакетами до краёв наполненными продовольствием...

Уже доедая хозяйственную гражданку, Николай, вспомнив перегарного Юрия Алексеевича, глухо заворчал и добавил вслух, по-волчьи, разумеется: "Какие же они сволочи, эти люди"...

Юрий Алексеевич, потеряв надежду встретить в не совсем семейном кругу Новый год, позорно замерзал в пяти шагах от необходимого подьезда. Людка, выместив свою злобу на каждой попадающейся ей вещи на пути бесконечных метаний по довольно ограниченному пространству квартиры, в сердцах рыдала у голубого экрана корейского телевизора. Куранты начали свой размеренно-торжественный бой. В соседних квартирах захлопали пробками бутылки шампанского, там поздравляли друг друга с праздником, смеясь и целуясь. На улице, шипя и искрясь, взвились в небо разноцветные петарды. Попёр праздник. Широко, неудержимо.

С Новым 2005 годом...

Через несколько месяцев, приручённый и накормленный Николай, в новеньком ошейнике, исправно нёс сторожевую службу. Иногда, правда, ворча по поводу отсутствия совершенства в этом непростом мире. Но это другая история…

2004 год

Степан Ублюдков писатель-прозаик, Дед Мороз, почитатель Снегурочек