Я достаю кинжал и встаю, блин, на войну с тобой, мужиковское неповоротливое стадо. Отрезаю от тебя убогий язык, состоящий из слов: ы, привет, Колян, бу-гагаг, да ты чо, да-а-а (глубокомысленно), первыйнах. Отрезаю толстый неповоротливый член, который умеет двигаться только вперед-назад. Член, который вы запихиваете дурочкам в рот, как слиток золота, и думаете, что он и во рту сиять будет неземным светом. Отрезаю руки которые вы жмете друг другу: ты, бля и я, бля, одной стадной крови. Руки, которыми вы собираетесь бить хачей, пидоров и евреев. Отрезаю паршивый рот без самоиронии. Отрезаю ноги в тренировочных штанах. Отрезаю гипоталамус с самообожанием и самоуважением.
Короче, отрезаю все нахуй – и остается один мужик без признаков гребаной стадной коммуникации. Который может плакать, может быть одиноким, может позволить себе быть смешным и трогательным. Которому нечего терять и который способен развернуться к толпе и послать ее. Который примет помощь узбека или еврея. И который скажет: нет у меня, бля, ни рук, ни хуя, я лишился своих бычьих солидных яиц, я страшное существо, но ты, да-да ты, пойдешь за мной на край света. И я пойду! Потому что только в таком виде ты станешь отдельным смелым человеком. И я согласна, потому что только теперь ты - настоящий мужик.
Есть такие, и мне даже попадались, которые были способны срывать одежду на лестнице, шарф на шестом этаже, пальто на седьмом, а на восьмом я, от смеха готова была делать все, что мне скажут. От них не тошнило, как от козла, который лежа сверху пыжился повторить за мной слово аръергард – и ничего не мог и при этом воображал себя королем траха.
Я тебя ненавижу и жалею. Жалею каждого по отдельности. Из-за голых кухонь, в которых прошло твое детство без признаков материнского тепла, кухонь с дощечкой расписанной под хохлому на стене и с нечищеным чайником на плите, с запахом сосисок жареных на маргарине. С отцом, который «опять пропил получку» и опять назвал дурой мать. Жалею за остриженную под машинку голову и оттопыренные уши. Короче, жалею тебя за то, что ты был когда-то хлипким, водянистым мальчиком, из которого могло что-то выйти. И ненавижу то, во что ты превратился, полюбив себя и слившись с комфортным тупым стадом. Ненавижу ту маску, которую ты одел, став взрослым мужиком. Которую можно только срезать кусок за куском, с кровью, болью и сопротивлением.
Ваша девушка с карандашами