«Разум на практике служит согласованию
прекрасного с постыдным»
Станислав Лем. «Осмотр на месте», Глава II.

Глава 1 из 3.

«И вышел из меня человек, порождение нашего времени, пролетарий, добывающий насущный хлеб всевозможным трудом, долго сбирающий собственность и в один незаработный год пожирающий ее». Олег, преуспевающий, с точки зрения как его самого, так и его окружения, человек, потряс головой, непонимающе перечитал первое понятное для себя определение пролетария и, охуев, тихо положил книгу на стол перед собой.

Вот это был удар! Какой там «средний класс» - получается, что ему даже до пролетария – как до луны! На поверку выходило, что он – не преуспевающий «бизьнесьмен», а полное говно. Потому что пролетарий, на сбережения свои вонючие, мог спокойно прожить целый год. Олег же мог прожить на свои сбережения, от силы, месяц. Это же охуеть можно! Мысль затуманила мозг, разбавилась ранее выпитой водкой, и звонок телефона долго дребезжал в углу.

Странно! Пол-второго ночи! Олег прошлепал к телефону, поднял трубку и недовольно пробурчал: «Алло!». В эфире что-то деликатно шуршало и попискивало. «Алло!» - повторил Олег уже громче. Трубка молчала, но где-то вдали, на грани слышимости, матерясь, бубнили два голоса. Олег прислушался против собственной воли. Разговор был поганый – повеяло чем-то из гнусного детства, из давно забытых времен.

- Слышь, Хутня, у нее че-то блестящее в руке было.
- Ну и?
- Хули «Ну и»? Скинула она че-то, говорю.
- Бля, Косой, ты заебал уже своими гонами. Ну че она скинуть могла? Ствол, что ли?
- Ебать, ты, блядь, в натуре ваа-ще ни хуя не сечешь!
- Да пошел ты на хуй, понял, бля?

Голоса зазвучали уже на повышенных оборотах, громче и ближе.

- Слышь, уебок, ебало завали, блядь! На «понял» чушпанов брать будешь, понял, падла?
- На хуй вали, гандон, с базаром своим гнилым!
- Рот закрой, бля!
- Заебал, сука! Ты че хочешь, по натуре?
- Хутня, ты на бошку больной, зуб даю! Я же тебе про че говорю: у нее че-то блестящее в руке было. Давай, кидаем ее в багажник и в кустах пошарим.
- Гы-ы-ы, точно! Мож часы заныкать хотела, сучка?

Голоса на время смолкли. Зато в телефоне было хорошо слышно сопение и пыхтение, глухой удар чего-то тяжелого («Труп» - понял Олег, тягостно проваливаясь в дурной липкий кошмар телефонной действительности) и гулкий хлопок багажника. Шаги приблизились, явственно раздалось шуршание, затем радостное восклицание:
- Нашел! Цацку сбросила! Вот дура-то!
- Заткнись, урод! – второй голос сполз в угрожающе басовый регистр. – Это же сотовый телефон. Щас, огонь зажгу… – Щелкнула зажигалка. – Мигает, значит - включенный. Открытый… Не нравится мне это… Щас глянем... «Со-е-ди-не-ни-е ус-та-но-вле-но… О-лег… дом… 00 ча-сов 05 ми-нут 23...24...25 секунд… те-ле-фон 224-45-67...» Бля, Хутня! Нас уже пять минут пасут! Олег какой-то!

Тишина. Оглушительные удары сердца. Короткие гудки отбоя в трубке.

Домашний номер он дал постороннему человеку лишь один раз в жизни. Это было еще зимой, по большой пьяни: симпатичная (после литра-то? еще бы не симпатичная!) девчонка попалась ночью навстречу на улице, с какого-то хуя чуть не насильно всучил ей свой домашний телефон (еще и записал сам, бля, и че сотовый не дал? забыл номер, что ли, по пьяни?), ее звонок через два дня, силуэт жены в профиль, ее вопросы в трубку, незаслуженные пиздюли… Больше не звонила вроде. Так и не видел ее ни разу больше. Как же ее звали-то? Света? Маша? Лена?
- Не помню!

Еще вспомнишь, Олег. Это я тебе обещаю!

Конец Главы 1 из 3.