Сейчас, уважаемый читатель, многие пить бросают. По разным промежуточным и даже по обстоятельным причинам. Один в связи с ориентацией на буддизм, другой на мотоцикл деньги собирает, третий нюхает гадость какую-то. Как говорится, все пьют одинаково, а не пьют по-разному. Это с одной стороны хорошо, но с другой стороны все равно неправильно. Вот послушайте почему.

Иван Глотаевич Градусов тоже за трезвостью потянулся. Иван Глотаевич утверждает, что в печатном издании вычитал мудрость того, что трезвость – норма жизни. Это мудрость, никто, конечно, не спорит с этой мудростью. Только на самом деле Ивана Глотаевича до мудрости  участковый предупредил, что еще один случай злостного запоя на территории общежития и органы будут вынуждены адекватно отреагировать.

-Поедешь, Градусов, в профилакторий. Там для профилактики поживешь немного, а то люди пишут на тебя жалобы.

-Ну, кто пишет, ты мне скажи? Вот стукачи хуевы! – Иван Глотаевич наполнялся мстительным чувством.

-Это не твое дело, следопыт батькович, - участковый записал чего-то у себя в бумажке огрызком карандаша и добавил, - еще разок учинишь безобразие и тогда уже точно поедешь.

И вот сидит у себя в жилом помещении Иван Градусов и начинается у него от трезвости норма. Ведь раньше он в общежитии всегда сверх нормы жил. Как оприходует, сколько положено, у него настроение настраивалось на беседу с людьми. О судьбе России всегда хотел Иван Глотаевич знать мнение окружающих. И очень этим мнением дорожил.

-Так как считаешь? – вопрошал Иван Глотаевич попавшегося ему в коридоре собеседника, - одолеет Россия своих врагов или не одолеет, блядь такая?

-Каких еще там врагов, Градусов? - отвечал, как умел, собеседник, - ты опять набрался!

-Ах, ты жидовская скотина, ебать тебя в харю, - сообщал как правило Иван Глотаевич зарывающемуся оппоненту и стремился принести тому какие-либо физические увечья. Оппонент стремился прочь и оставался обижен.

Или пойдет по чужим комнатам любовь распространять. Стучит в дверь будто при пожаре и требует его впустить, как человека, имеющего настоящие любовные интересы.

-Ты мне нравишься, Клавка, понимаешь ты это, сука, или нет? – Иван Градусов бил в дверь ногой и дергал ручку в недопонимании того, почему его страсть натыкается на преграду. – Я тебя, суку, поцеловать хочу. Люблю, блядь! Открывай, нахуй! Открой, убью, слышь ты!

Кто его знает, может Иван Глотаевич был от природы психологом, от того что его тянуло на различные душевные разбирательства. Компания с ним завершалась кулачными соревнованьями между участниками, битьем стеклотары на головах и прочим баловством. Иван Глотаевич пил без разбору со всеми смертными подряд, он, попросту говоря,  широкая душа в целом. И в этом был его особый статус, жизненная поддержка его нелегких земных дней.

А тут сидит и читает газету, что заново зародился человек. Газету ему ЖЭК выписал, чтоб создать Градусову хотя бы первичный досуг. Сидит так один день Иван Глотаевич, второй так сидит, исправляется. На работу сходит для формы, вечером читает. Совсем пить неохота.

«А, что, - размышляет Иван Глотаевич, - нормально так. Чайком хоть побалуюсь с сушками. В школе в первом классе еще любил ведь с сушками чай. Постирать тоже надо бельишко. А то цвет непонятный стал. Шнурка вон на ботинке нет, оказывается. Пуговицу вон пришить надо на пиджак. Что до питейного, то дело ясное – надо бросать. Сказать себе, раз и навсегда».

Пошарил по карманам, нет денег, чтоб шнурок ботиночный купить. Даже на пуговицу денег нет, то есть совсем этих денег не оказалось у Ивана Глотаевича. Пришлось, естественно, идти занимать. Стучит в одну дверь.

-Кто там? – любопытствуют.

-Я - Градусов, - честно отвечает Иван Глотаевич.

-Нет денег, - говорят хозяева, - иди отсюда, черт дурной.

К другим идет, там тоже такая история. Даже выражаются некоторые нецензурно, пользуясь замочной скважиной. Люди не понимали, что Иван Глотаевич просил на новую жизнь. Обидно оказалось Градусову, ему представлялось, что трезвая жизнь кипит вокруг, что люди дерутся, любят, беседуют сердечно, а оказывается она стоит во всю за закрытыми дверями.

-Разгоню ее каким-нибудь соревнованьем, - решил Градусов, - к примеру, спортивным.

Но сколько Иван Глотаевич не пытался поставить шах сопернику или обогнать его на стометровке, все время находился какой-нибудь более проворный кандидат на победу и обходил Градусова, лишая его тем самым хорошего жизненного старта. А чуть начинает изобретать что Градусов, ну ладью там, классически припрятать, либо подножку устроить, то сразу судьи набегут, будто их звал кто и без них не могли управиться.

Вот от трезвости Иван Глотаевич к дамам потянулся. Завлекло его какое-то одно смутное чувство, которое не дотягивало до высот любви, но называть его банальной сексуальной несдержанностью было бы низко с нашей стороны.

-Вы мне, честно говоря, нравитесь, Клавдия. Я по пьяному делу нехорошо веду себя, но не подумайте плохого. Хотелось бы вам презент преподнести, - лепечет в трезвом угаре Градусов и протягивает даме просроченный букетик.

Ему почему-то представляется, что все вместе с ним должны переживать эту трезвость, сопереживать его новой правильной жизни, и сосуществовать с ним отныне душа в душу. А не тут-то было. Какие-то черствые люди оказались в трезвом мире Градусова. Его любовь почему-то выпихивала его за дверь, и букетик оставляла на месте.

-Иди уже себе и неси свой презент мимо, ухажер хренов, с тобой свяжись только, потом не отделаешься, - отвечала его любовь и хлопала дверью у возлюбленного носа.

Участковый не только не поздравлял его каждое утро с новыми перспективами, а даже не замечал при случайной встрече. Вдобавок появилось чувство гастрономического голода, которое раньше куда-то бесследно исчезло. Деньги тратились на непотребство принятия пищи. Правда, все это ерунда. Но главное стал страдать социальный статус Ивана Глотаевича. Трезвость его совершенно, окончательно унижала как человека, норма угнетала в нем социально активную личность. Раньше он мог себе позволить черт знает что такое, и любовь мог позволить, и веселье. А сейчас из увеселительного меню лишь чтение газеты, а на месте любви одна дырка.  И он понял, что норма жизни это не для него. Не пить – означает – не быть, вот какую простую нечитанную истину извлек наш герой.

Получил Градусов зарплату и напился в тот же вечер до полной экстра-зюзи. Но до экстра, то есть еще в состоянии средней зюзи он успел воздать соседям по этажу в полной мере за их несправедливость в отношении его статуса. Жизнь Градусова вспыхнула вновь и раскалила окружающую обстановку выше нормы. Поэтому участковый очень сильно хмурился и что-то записывал у себя на листиках, сокрушаясь:

-Ой, как нехорошо получилось, Градусов, совсем нехорошо.

А Иван Глотаевич, выносимый из помещения внутренними органами,  ему относительно внятно произнес:

-Ты, падла, пиши что хочешь. Но пить я все равно буду. Профилакторий это да…, издержка, согласен! Но мой статус, блядь такая, никто, ты слышишь, ебать тебя в харю, никто не имеет право…да, не замечать! Может это и нехорошо, но это, блядь, правильно!