Прочитав разрушительные комментарии на первую часть моего креатива, я сперва хотел совершить суицид, но потом одумался и стал добрым и хорошим. Я понял, что вел абсолютно аморальный образ жизни, не задумываясь о том, что домашние животные - это же наши братья меньшие! Но теперь я другой, и поэтому привожу вам вторую часть, в которой я расскажу вам со слезами на глазах, почему же я был такой жестокий к этим чудеснейшим созданиям.
Когда мне было 7 лет, у меня был кот. Звали его Мурзик. Я безумно любил с ним играться. Собственноручно делал для него бумажные бантики, которые подвешивал на копроновой нитке и бегал с ними по дому, а Мурзик бегал за ними и пытался их лапкой сбить. Я его кормил, специально не доедал свою еду, и отдавал самое вкусное коту. Еще я любил, когда он сидел у меня на коленях и мурлыкал. Я даже умел его специально погладить, чтоб завести его "моторчик", как я это называл.
А когда мне исполнилось 9 лет, Мурзик умер. Я запирался в своей комнате и плакал. Плакал, плакал, плакал... День и ночь я плакал. Делал бантики, чтоб хоть как-то успокоиться. Весь пол в моей комнате через месяц был заполнен бантиками. Мне было так плохо.
И тогда родители повели меня к врачу. Я пытался сопротивляться, брыкался, с горяча кричал: "Это вы его убили! Я знаю, это все из-за вас!" и плакал. На сеансе у врача присутствовали папа и мама, но я почему-то стеснялся при них говорить о Мурзике. Тогда, доктор сказал им, чтобы они вышли в коридор. Я сперва неуверенно рассказал доктору про то, как я любил Мурзика, рассказал ему, как я делал для него бантики, и как делаю бантики до сих пор... Доктор, нахмурив брови и правой рукой потирая бороду, слушал меня и не перебивал. И, знаете, после сеанса мне стало легче. Хоть доктор и не сказал ни единого слова.
Но когда мы вернулись домой, я опять закрылся в своей комнате и делал бантики. На следующий день родители сказали, что я теперь буду ходить к доктору каждый день, пока мое состояние не улучшится.
Второе посещение к Бороздилкину Ефиму Кондратьевичу, так звали врача, было для меня неким облегчением. Я рассказывал ему о том, как игрался с Мурзиком, как с ним бегал по улице, как лазил по крышам...
Но доктор внезапно встал и подошел к шкапу.
- Знаешь, Сереженька, держи вот, - он протянул мне какие-то бумажки, - посмотри.
Это были фотографии. Фотографии мертвых котов.
Черный кот, раздавленный автомобилем, серый полосатый кот, мордашка которого была изуродована, белый кот, шерсть которого была вся в крови, а глаза казались стеклянными... Там было много котов. И все были мертвы.
У меня слезы навернулись на глаза. Я ни мог вымолвить ни слова. Смотрел как загипнотизированный на эти фотографии и внутри у меня стало противно. Не в силах сдержать рвотный порыв, я сблевнул прямо на фотографии и заплакал. Нет, не просто заплакал, а зарыдал. Я никогда так не рыдал. Я был словно в тумане и мало соображал. Я кричал на доктора, который как ни в чем не бывало сидел за своим столом и также как и раньше потирал бороду.
Когда я успокоился, доктор мне сказал:
- Сережа, сейчас я тебе скажу одну вещь, только обещай не говорить родителям, хорошо?
- Хорошо... - всхлипывая и вытирая слезы, сказал я.
- Когда я был маленьким, вот примерно таким как ты, у меня тоже был кот. Я тоже очень любил его, понимаешь?
- Угу.
- Но дети с соседнего двора, на моих глазах убили его... - доктор замолчал и как-то странно посмотрел на заблеванные фотографии, лежащие на полу.
- Так вот, - продолжил он, - они били его палками, кидали в него камнями, а я ничего не мог сделать, потому что двое этих гадов держали меня. Кот визжал, а я плакал. А потом, эта сволочь Женя, пнул кота со всей силы по голове. Он пнул его, ты понимаешь?! - внезапно крикнул доктор, что я аж подпрыгнул на стуле.
- А я видел это и ничего не мог поделать. Ни-че-го! Кот умер. А эти подонки смеялись. Ржали. Затем отпустили меня и я побежал к коту. Который уже не двигался. Я взял его в руки, и понес домой... - доктор посмотрел в окно, затем вытащил папиросы "Любительские" и подкурил спичкой.
- Я принес его домой, и пронес его в свою комнату так, чтобы родители не заметили. Заперся и стал тихо плакать. - Он стряхнул пепел прямо на стол. - Затем я попытался оживить кота. Ну, знаешь, я был мальчиком, еще верящим в чудеса.
- Я тоже верю в чудеса. Они бывают, - неожиданно для себя, вылетело из моих уст.
- Молодец, молодец... Так слушай же, я стал трясти его. Я трес его долго. Но он не стал двигаться. Сгоряча, я кинул его о стенку. И, забывшись, кидал его снова и снова. Я кидал его, кидал, кидал, пока он не привратился в кровавое месиво. И когда я понял, что он не оживет, я жутко обозлился на него. Я был зол! - доктор швырнул окурок прямо в окно и развел руки. - Я был зол на него. На кота. И более того, я стал ненавидеть его. Ненавидеть за то, что он не может снова бегать. И я выбросил его в окно...
Доктор еще несколько минут рассказывал мне о своем детстве. Мне почему-то полегчало. И в следующие дни я уже сам к нему ходил, без напоминания родителей. Ефим Кондратьевич рассказывал мне о своих первых опытах издевательства над бродячими котами. Затем рассказывал про то, как первый раз убил кошку. И, знаете, я поверил ему. И понял, что это коты во всем виноваты.
Через некоторое время я заметил за собой такую особенность, что со злобой смотрю на этих мохнатых созданий. И однажды, я шел со школы, и увидел кота, который гулял во дворе перед домом. Не знаю, что на меня нашло, но я аккуратно подошел к нему сзади и пнул в живот. Да, я пнул его так, что он с визгом отлетел. И я почувствовал какое-то непонятное удовлетворение. Какую-то радость мщения за моего Мурзика...
P.S. Но теперь, прочитав комментарии к первой части креатива, я конечно же понимаю, что во всем виноваты не коты, а доктор.