Вот она и пришла, сука-осень, со своими дождями холодом, грязью, перепадами давлений. Я зажимаю руками голову, мозги разлетаются на части. Пустой холодный лес. Пустой и мрачный. На небе с невероятной скоростью несутся облака. Ветер раздувает угли, сохнут сырые дрова, шипят кипящей на конце водой. Невозможно заварить чай, наливаешь кипяток, и буквально через несколько секунд он остывает. Руки охота засунуть в костер. Надел на себя все что можно, похож на капусту, а все равно холодно. Сижу, перебираю траву. Замечательное занятие, успокаивает, ласкает своей безмятежностью. Сушу ее на железке, несколько секунд держу железку на углях, потом убираю и перешвыриваю траву. Есть водка, выпили по пятьдесят грамм и больше что-то не хочется. Хочется есть, не ел с обеда, а уже восемь часов вечера. Но прием пищи только после приема травы, иначе заебешься ее ждать, пришлется только когда уснешь. Потому не едим, а сушим, голодные. От голода нам холодно. Не слышно ничьих шагов, обычно в это время вокруг нас шароебился Черный Буратино, сейчас его почему-то нет. Возможно, что, являясь духом, он не может противостоять сильному ветру. А ветер очень сильный, рвет на палатке целлофан. Обычно мы в лесу вдвоем, сегодня же обещал придти еще один парень. Я не видел его больше двух лет. Мы ждем его, звоним на сотовый и слышим постоянно “абонент недоступен”, он идет к нам, он идет по лесу. Только бы не заблудился, только бы дошел. Его нет через час, его нет через два, снова звоним. Берет трубку, говорит, что еще не сошел с ума, чтобы в такой холод, в такую влажность ночевать в лесу, говорит, что ему жалко почки, печень, сердце и все остальное. Вешает трубку. Мы сумасшедшие? Наверное, да. Почему мы в субботнюю ночь не в каком-нибудь модном клубе, почему мы не на тусе. Мы вдвоем, убежав от людей, мерзнем в лесу. Кашу можно и дома пожарить. Может мы экстремалы? Нет, мы долбоебы, мы скучные и нудные люди. Мы не умеем веселиться.

Листья в основном подсохли, остались сами бошки. Пересыпаю высохшую траву в крышку от армейского котелка, на двоих по четыре ложки, как раз нормально, без особого геморроя. Остальное сушу, перебирая пальцами, выкидывая, попавшие стебли и палки. Может в последний раз в этом году, может уже в следующие выходные выпадет снег. Трава уже высохла и осыпалась, кроме того, луна в какой-то ебучей фазе, надо есть много, и прет она как-то не так. Осенью всегда так, возможно, что организм готовится к зиме и в нем что-то вырабатывается. ТГК не справляется с этим. Продолжается примерно около месяца, ты ешь и пьешь, а тебя не прет. Осень. Стараемся не вспоминать о прошедшем лете, о наступающей зиме. Есть только миг и мы в нем с головой. Зимой депрессии, зимой нервные срывы, зимой пьянство, закуски, прокуренные флеты, ништяковый чай. В этом году почему-то мало уродилось травы, ее нет у барыг, ее нет у тех, кто выше. Понимаем, что будет слишком дорого и тяжело. А до лета восемь месяцев. Как бодриться, как жить, чем себя развлекать.

Итак, трава подсушена, осталось ее лишь пожарить. Ставим параллельно воду, что запить горькую массу сладеньким чаем, заодно он разгонит желудок, все больше впитается и будет заебись как никогда. Воду ставим в котелке, жарим в крышке. Наливаю подсолнечного масла, мешаю ложкой. Костер нормально разгорелся, стал обжигать колени, от джинсов идет пар. Где-то вдалеке раздается хруст. Кто-то ломает дрова, неужели в лесу кто-то есть? Надо сходить посмотреть, надо сходить в гости. Охуенно было бы, если бы это были какие-нибудь неформалы. Каша готова, вода тоже вскипела, завариваем в кружках чай ставим его ближе к костру, чтобы не остыл, с краю вода закипает. Едим по четыре ложки, остается примерно две. Все на всех. Съедаем еще по одной. Большие надежды на траву, собирали мы ее на чьей-то даче, она росла почти на навозной кучи. Если окажется что она посевная нам пиздец. Наши мозги лопнут, как воздушные шарики. Открываем консервы, достаем хлеб, едим. Холодная рыба остужает желудок, но уже чувствуется, как по конечностям поперло тепло. Выпиваем еще по пятьдесят грамм водки. У меня постоянно текут от дыма, от холода, от влажности сопли. Я вытираю, под носом уже болит, и я боюсь растереть до болячки. После того как поели, прячем в кусты вещи, вешаем на дерево как мера предосторожности от собак оставшийся хлеб, берем трубку и химку и идем гулять. Медленно передвигаемся по остывшему лесу, неудобство зимней обуви дает о себе знать, я отвык от нее, ноги кажутся мне заполненные свинцом. Дорога песочная, засыпанная желтыми в основном кленовыми листьями. Идти просто охуенно, никакой клуб со спидами не сравнится  с этой походкой по темному лесу. Маршрут у нас все время одинаковый, но каждый раз мы замечаем что-то новое. В стороне мы увидели что-то белое. Человек? Стали подходить ближе. Нет, не человек, кусок крашенного железа. Рядом офигенное почти сухое бревно, мы садимся на него, подстелив хобы, решаем дунуть. Забиваем в трубку химку, прикуриваем ее. Во рту запах пластмассы, на зубах налет ацетона. Курить не приятно, но сразу же ощутим эффект, сама по себе она плохая, но разгоняет кашу очень хорошо. Я чувствую, как у меня начали гореть глаза, им стало приятно и тепло. Мы отправились дальше. Я шел по лесу, видя впереди светлые очертания своего знакомого, и тысячи мыслей кружилось у меня в  голове, я заставлял себя, их запомнить. Пришли к разбитому заброшенному пионерскому лагерю, нашли лавочку, на которой однажды сидели летом и пялились на полную луну, тогда мне казалась она живой, она светила на меня и не давала мне оторвать от земли глаза, как только я чуть поднимал их выше, голова моя кружилась, и меня тошнило. Тогда был очередной передоз. Мы сели на лавочку, луны не было видно, лишь бледное пятно, на фоне которого неслись черные облака. Вспомнили предыдущие года, вспомнили, где какие стояли строения. Дачники-фашисты унесли практически все. С момента приемы каши прошло уже около часа, а ожидаемого сильного прихода так и не было. Мы поняли, что и не будет, ебаная осень, что происходит? Решили покурить травы, хорошенечко. Накурились очень сильно. Чтобы ненароком не отрубиться встали и пошли. Мне показалось, что стало еще прохладней. Время перевалило за час ночи. Обойдя все места стоянок мы так и не нашли ни одного человека, в лесу никого не было. Мы отправились на пруд, дошли до него и сели на его берегу. Было тихо и спокойно. Мы сидели молча. Неожиданно недалеко от нас что-то упала в воду (я думаю, это плеснулась рыба), мы перепугались, нам показалось, что кто-то с другого берега чем-то кинул в нас. Мы замерли, сняли пидоровки и стали прислушиваться. Сзади послышался странный звук, который мы определили как звук пули от духового ружья об лист. Мы решили, что кто-то в нас стреляет. Сердце мое от подобной мысли чуть не выскочило в воду. Мне стало невероятно хуево. – Если они в нас стреляют, то они стреляют наугад, - сказал знакомый, - они не видят нас. Мы просидели, не двигаясь еще минут десять. Ничего особенного не произошло, мы успокоились и решили идти обратно в лагерь. Я уже был уставший, ноги мои подкашивались, время было пол третьего ночи. Чтобы попасть в лагерь, нужно было подняться по нехуевенькой горе, и я шел по ней очень медленно, боясь вспотеть и замерзнуть ночью. Я отстал от своего знакомого, а когда пришел в лагерь он уже спал. Я расстелил в палатке пенку, вынул из рюкзака одеяло и завалился спать. Ночью было довольно-таки холодно, и палатка запотела, ее стенки стали мокрыми, и стало невозможным вытянуться в весть рост, пришлось спать калачиком, к утру у меня затекли ноги.

Утро было дождливым, мы собирались под дождем, мерзли руки, и было невыносимо. Придя домой, я поел и завалился спать.

2004г. Сергей Трехглазый.