Глава 14.


21, Лезвие и Малыш подтянулись к берегу, где кантовалась вся пиздобратия. Поэт читал стихи, трое в кустах предавались ёбле, а Девчока спала, протяжно выпуская газообразования.

Малыш стал смеяться, а 21 нассал на Девочку. Лезвие подошёл к нему и взял его за шею – всё, теперь ты будешь есть моё говно, и ни капли меньше? Что ни капли меньше? - прошептал 21 и умер.

Девочка проснулась, а Малыш кинул в неё картошкой и кинулся ей в пизду – ебацоебацо и исчё рас ебацо. Он неудачно влетел в неё головой и застрял.

В это время Лезвие душил мёртвого 21 и всё спрашивал – Ты хочешь меня избить? Ты хочешь меня избить ногой по рабочему столу? 21 лишь молча отнекивался синим еблищем. Поэт ринулся сочинять некролог.

Тем временем из кустов вылезли Банка, Затычка и Учёный. Я стал мужчиной!!! - на весь остров закричал он.
-    Да ты мне изменил!?? – в ужасе вскочила Девочка и подбежала к Учёному.
-    Я теперь сила на острове, ясно? Учёный обвёл глазами притихших обитателей и вдруг осел на землю, брызгая изо рта кровью. То был Поэт, который метнул ему свой тесак аккурат в спину. Тише, - сказал Поэт, я пишу о вечном. Все притихи.

Вдруг на пляж выбросило ещё одну девушку. Это оказалась Ксения Собачка которая как только открыла глаза сразу же обосралась! И стала звонить папе. Но связи не было.

-    О, ебучий МТС, перейду на Билайн, как приеду домой. Эй ты, - крикнула он Лезвию, - пидор, вези меня домой!
-    Да ты моё говно ещё не ела, а без угощения я не отпускаю, - вскричал Лезвие и мигом схватил Ксюшу за волосы и уволок в кусты, и четверо суток ебал её в одну лишь сраку и не мог кончить. Не мог кончить, потому что не мог сосредоточиться. А не мог сосредоточиться, потому что думал о Малыше, застрявшем в пизде Девочки.

А Малыш в это время  задохнулся в ейной пизде. Девочка его выняла и сказала мёртвому Учёному – Вот наш сын! Ура! И легла Учёному на грудь, гладя по его соскам.

Банка и Затычка сели срать возле мёртвых. И тут сверкнула молния – на острове появился последний мущщина – годовалый младенец, который бегал со скоростью болида. Он поднял кучу пыли, остановился, посмотрел на срущих коров, на мёртвые тела, на счастливую Девочку, послушал стоны в кустах и сказал – Ух, ты! И убежал.

Насрав большую кучу, Банка заставила Затычку всё это съесть. Та съела – и за папу, и за маму, и за бабушку, и за дедушку.

В это время из кустов выползло очко Ксении Собачки и умерло, так и не поев шашлыка.

В живых осталось много народу, - решил Поэт, оторвавшись от блокнота и кинул в Банку кокосом. Ты умерла. Насмотревшись на все эти страхи умерла и Девочка. И хоть ей такого права не давали, Лезвие гнусно пнул её по голове, и та отломалась и уплыла в море. А Лезвие горько заплакал. А потом сладко заплакал. А потом сел и накакал. И умер от щастья, что у него прекратился запор.

Через несколько часов потный Поэт закончил своё произведение. Он оглянулся вокруг, стёр со лба пот и начал:

Что ж, жизнь на острове прошла,
Она уехала, ушла.
Убили всех. Да, это грех.
Но грешен тот, кто умер тоже.
Ну я же вижу, блять, по рожам.

Грешили все. Кто в меньшей мере.
Я тоже золотцем не был.
Но я не знал, братва, доселе,
Что можно мёртвых бить кобыл.

Сабачка сука. А я рад.
Я в детсвте кушал виноград.
Ей я ударю восемь раз.
Четыре в левый, в правый глаз.

Моя судьба не горше спермы –
Засохнет или проглотЯт.
Я в написании не знал меры.
А в детстве нюхал я котят.

Прошёл мой час – но нет часов.
Убьют меня как пить убьют.
Носил всю жизнь вместо трусов,
Кровоостанавливающий жгут.


После этих строк Поэт рухнул с пальмы и умер.

Пробегавший мимо годовалый пацанёнок остановился, засунул палец в нос и сказал – Ух, ты! – и убежал. На остров опускалась ночь.

Конец.