— …И вот однажды услышал этот Петя от соседа слово «пидор», — проговорил дядя в полутьме спальной комнаты. Помолчал с минуту, начиняя трубку сигаретным табаком. Поднес спичку, и огонек ненадолго осветил его усталое лицо с тронутыми ранней сединой усами.
— Ага. А дальше что, дядь? — подал голос Ваня, высунув веснушчатый нос из-под одеяла. Сегодня был последний день каникул, завтра ему предстояло ехать обратно в город, к родителям, а очень не хотелось. Детство стремительно заканчивалось, впереди маячил второй класс и новая классная руководительница (по слухам, дура ужасная). Ваня хандрил и всячески старался растянуть удовольствие, ежедневно бегая на рыбалку, на пасеку, на пастбище, к голубятням. Ложась спать после ужина, он, как в старые добрые времена, попросил дядю рассказать ему на ночь сказку. Дядя прекрасно понял его настроение и обошелся без своих обычных шуток.
— Стало, значит, Пете интересно, что это такое — «пидоры». — Продолжил он свой рассказ. — И пошел наш Петя, значит, пидоров искать… Дело долгое оказалось. Поискал Петя по деревне — нету. Пошел он в соседнюю деревню — однако и там тоже пидоров не нашел. И вот тогда собрал Петя узелок и отправился далеко-далеко. Шел месяц и три дня, две пары кроссовок износил, две пары футболок об сучья лесные порвал. И в дождь шел, и в град, и под солнцем палящим. Воду пил из ручьев, грибы ел, да ягоды дикие, да орехи лесные. И наконец пришел он в невиданную деревню, где все крыши были покрашены в голубой цвет…

* * *

Подойдя к околице, Петя принялся поправлять порванный кроссовок. Шнурки совсем растрепались, левый кроссовок сбоку лопнул так, что наружу торчал мизинец, но сапожника искать было некогда. Летние каникулы в сельской школе скоро заканчивались, нужно было возвращаться домой, а пидоров он так и не нашел. Ноги ужасно устали от ходьбы, солнце за день изрядно напекло голову. Петя досадливо притопнул левой ногой и взялся за второй кроссовок. Если никто не пустит меня на ночлег, подумал он, — поверну обратно.
Со стороны деревни к нему приближался молодой человек лет 30-ти. Шел он как-то странно — вихляющейся походкой, качая бедрами, словно вертел педали велосипеда. На голове идущего был повязан цветастый платок, из-под которого приветливо смотрело небритое нарумяненное лицо, укрытое завитой челкой, доходящей до самых бровей. Бесцветная помада на губах серебрилась мелкими блестками. Наряд аборигена составляли пляжные шлепанцы и ярко-оранжевый балахон на манер индийского сари.
Поравнявшись с Петей, прохожий притормозил и, склонив голову, с жалостью поглядел на его разорванные кроссовки.
— Помочь чем, мил человек? — участливо спросил он, поправляя платок, из-под которого выбилась непокорная, крашеная перекисью прядь.
Петя поднял взгляд, удивленно покусал нижнюю губу. Таких людей он еще не видел. То ли женщина, то ли мужчина — сразу и не разберешь. Может, он уже дошел до Америки, и это американец? Про них много всякого странного рассказывают...
— Ну, вообще-то… Я ищу пидоров, — признался он, отряхивая руки от пыли. — Вы не знаете, товарищ, где их можно найти? Мне ужасно любопытно, какие они…
— Деточка, — самодовольно ответил житель деревни, подмигнув ему густо подведенным глазом, — нет таких вещей, которые я не мог бы знать! Идем со мной прямо сейчас, и я покажу тебе, какие они — пидоры. Кстати говоря, меня зовут Лилу…
— Ура! — от восторга Петя захлопал в ладоши, и даже дважды подпрыгнул. — А я — Петя.
— Только, вот что, сначала давай попьем, а то жарко очень. — Лилу достал из складок своего платья бутылочку и сделал из нее глоток, потом дал хлебнуть Пете. Напиток обжег Петино горло, и ноги сразу стали ватными. Петя решил, что с ним приключился солнечный удар.
— Надо бы поскорее в тенек куда-нибудь, — несмело попросил он своего спутника.
— Да-да, — засуетился тот. Взяв в руку Петину лапку, он огляделся и торопливо повлек его к самой крайней деревенской хате, облупленной и полуобвалившейся. Петя семенил следом, голова его кружилась, а ноги заплетались.
На пороге Лилу неожиданно остановился и, тяжело дыша, размотал и распахнул сари. Обнажил мускулистую грудь с кольцами в сосках, отвисшие спереди черные трусы «танга» и чулки на поясе. Улыбаясь, повернулся к Пете, сразу же с любопытством уставившемуся на серебряные колечки — такие он когда-то видел у одной тёти по телевизору. Там вообще много чего, по этому телевизору показывают… Певцов разных, к примеру. Голых женщин. А пидоров — нет почему-то.
— Нравится? — взяв Петину ладонь, Лилу прижал ее к своей вздымающейся груди.
— Нну… ага, — сказал Петя, имея в виду колечки. Он сглотнул. В горле сильно пересохло, голова шумела. — Я… это… мне бы лечь.
— Конечно, — успокоил его хозяин дома, — Счас и ляжем. Заходи.
Впустив Петю в дом, он огляделся и плотно притворил за собой громко скрипнувшую дверь.

Утром Петя проснулся из-за странного и непонятного зуда в заднем проходе. Он пошевелился. Рядом с ним на подушке лежала чья-то голова. Косметика по опухшему с похмелья лицу была размазана настолько, что Петя лишь с большим трудом вспомнил вчерашнюю встречу за околицей. Голова у него слегка кружилась, хотелось пить. Во рту нехорошо пахло.
— А что это… — начал недоуменно Петя, пытаясь сесть. — Как будто в попе что-то.
— Это не что-то, а я, — хрипло раздалось рядом с ним. — Лилу разлепил заплывшие глаза и вытащил руку из-под одеяла. Раздалось громкое «чпок», и неприятное ощущение ниже спины исчезло, оставив после себя лишь легкое жжение.
Петя зевнул, сдвинул в сторону заляпанное белыми пятнами лоскутное одеяло. Он был совсем голым, на груди и животе серебрились блестками отпечатки помады. Рядом с кроватью на утоптанном земляном полу валялись Петины разорванные трусики. Прочая одежда была разбросана по всей комнате. Петя посмотрел на свои колени и локти — они были испачканы высохшей землей, как будто он стоял на четвереньках.
— Слышь, — робко обратился он к хозяину дома, — ну а… Ты ж мне вроде обещал пидоров показать… А?
— Пидоров? — тот криво ухмыльнулся и зевнул, переворачиваясь на другой бок. — Вон зеркало на стене. Сходи, посмотри.
Петя встал, прошлепал к зеркалу. Закусил губу. Под слоем пыли и паутины отразилась крупная надпись «ПИДОР», вытатуированная на его лбу красной тушью. Буквы были разной величины и толщины — это давало основания думать, что мастер на момент выполнения работы был изрядно пьян.
— И чо теперь делать с этим? — спросил Петя, задумчиво потерев лоб. — Куда я так пойду?
— А никуда. Оставайся, мальчик с нами, — равнодушно пробормотал позади него Лилу, закуривая и выпуская дым в потолок. Челка его на секунду взметнулась, и Петя увидел на лбу Лилу точно такую же надпись, только зеленого цвета. — Домов в деревне много, любой себе выбирай. Или ко мне в приймы иди, а то огород копать некому…
Петя вздохнул, скосил глаза на опрокинутую баночку красной туши, лежащую на тумбочке.
— Дай закурить, что ли, — он уселся на кровать, обнял грязные колени и сонно положил на них голову.

* * *

— …Но Лилу закурить ему не дал, потому что сигареты вредят здоровью, — поучительно сказал дядя. — Вот и вся сказка...
— А что потом стало с Петей? — поинтересовался Ваня.
— Ничего. Он остался в деревне с голубыми крышами и поселился там.
— А родные его не хватились?
— Хватились. Но он написал им письмо, что уехал путешествовать по жарким странам. И потом, когда подрос, иногда приезжал в гости в родную деревню. Пока совсем не вырос. И тогда уже родственники стали приезжать к нему в гости… иногда…
Задумавшись о чем-то, дядя умолк.
— Странная сказка, — сказал Ваня, широко зевнув. Ему давно уже хотелось спать.
— Отчего же? Не такая уж странная… — встрепенулся дядя, затягиваясь почти погасшей трубкой. — Петя с тех пор много чему научился...
— Дядь, — пробормотал Ваня, погружаясь в объятия Морфея, как в глубокую воду. — Слушай… а я понял, откуда это. Это ж ты сказку Киплинга пересказал. Там слоненок тоже ко всем приставал с вопросом, что кушает за обедом крокодил… ну и… тоже многому научился… только при чем тут какие-то пидоры…
— При чем? — буркнул Петр Михайлович, выбивая трубку в пепельницу. — Ну, тут так просто и не скажешь… Это мы завтра поговорим. Ты спи, малый. Утро, оно вечера мудренее…
Встав, он вынул из кармана бутылочку с эфиром, смочил носовой платок и провел им пару раз по Ваниному лицу. Прислушался к ровному дыханию мальчика, почесал лоб под низко надвинутой соломенной шляпой, пожевал губами. Вздохнул. Включил свет. Достал из тумбочки тушь и иглы, накинул на дверь крючок, сел у кровати и неспешно принялся за работу.

18 октября 2004 г.