Ах да,  этот  волкодав  Неккер!  Еще  бы, он-то  меня  отверг  и осудил. Я согласился.
Приговор надо мной был давно изречен, уже волкодавом, уже мною самим.
- Самообвинитель Г.! - сызнова заговорил  Лео,  и  теперь голос  его  звучал из золотого блеска его облачения и балдахина так холодно  и ясно,  так  пронзительно, как  голос  Командора, когда  тот в последнем акте является перед дверьми Дон Жуана
- Вы,  как нам представляется, уже сами вынесли себе приговор.
- Да,-- ответил я тихо,- да.
- Мы полагаем, что приговор, который вы себе вынесли, вас осуждает?
- Да,- прошептал я.

Герман Гессе. «Паломничество в Страну Востока».


На моем шкафу под самым потолком лежит пистолет. «ЗигЗауэр», немецкий. Звучит, как «волкодав», правда? Вид у него потрепанный, воронение стерлось и мушка сбита, но стреляет.  Я проверял. Отпечатки пальцев, если они были, я стер, предварительно разобрав его. А затем собрав в перчатках. Вместе с пистолетом, в пакетике от лекарств, лежат три патрона. Раньше их было 5, но один я испортил, пытаясь вытащить пулю, а другим мой друг Мася выстрелил из окна, перепугав соседей. Вообще, про пистолет знало лишь 3 человека: я, мой брат и Лысый. Но так как от Маси тайн у нас нет, то пришлось и ему рассказать.

Помню, как Мася пришел к нам, сел на диван в салоне и пристально на меня посмотрел. В его взгляде явственно читалось: «Где ствол?».  А я, в свою очередь, специально минут 15 игнорировал его взгляды и рассказывал всякие байки. Изредка поглядывал на начинающего закипать Масю и наблюдал за его реакцией. Наконец он не выдержал, направил на меня свой тяжелый взгляд исподлобья и сказал: «Ну, покажи...». Я, словно не совсем понимая, недоуменно посмотрел на него и спросил: «Что показать? А-а, ствол?». И, пряча улыбку, пошел к шкафу.

Как только пистолет попал к нему в руки, Мася преобразился. Он несколько секунд вертел ствол в руках, словно присматриваясь, а потом начал быстро-быстро разбирать его на детальки. Через полторы минуты ствол был полностью разобран.
- Мася, ты почти уложился в норматив. Молоток!,- весело сказал я, хотя меня и терзали смутные предчувствия, что одной сборкой-разборкой дело не кончится.
Масю словно зачаровал пистолет. Он несколько секунд изучал разложенные на столе составные части, а затем, обращаясь не ко мне, а к Лысому: «Надо его проверить. Подушка есть?» У меня перед глазами встала картина: Мася приставляет пистолет к подушке, нажимает на курок, раздается глухой хлопок и по всей комнате разлетаются перья. А затем мы с Лысым сметаем груду пуха и перьев с дивана на пол, злобно поглядывая на отличившегося Масю.

По выражению наших лиц Мася понял, что подушку ему не дадут. Он еще немного поразмыслил и сказал: «Ладно, так шмальнем. Из окна». В моем воображении сразу родилась другая картина: вопли соседей; вой полицейских сирен; нас, закованных в наручники, ведут пинками вниз по лестнице.
Безрадостная картина, в общем. Мы с Лысым стали дружно убеждать Масю отказаться от экспериментов с оружием. Но его уже было не остановить. Мася зарядил обойму, вставил ее в пистолет и, не взирая на мои протестующие возгласы, подошел к окну.
Осторожно выглянув, он направил ствол в небо, взвел затвор и нажал на курок. Затем последовали дым, грохот и звенящая тишина. Из окна напротив выглянула испуганная соседка и спросила Масю, со спокойным видом торчащего на балконе: «Что у вас такое взорвалось?». На что стрелок невозмутимо отреагировал: «Да это дети в парке балуются».

«Кто поверит в эту чушь?»,- пронеслось у меня в голове: «Соседка точно мусоров вызовет»,- сказал я вслух.
-Не вызовет,- спокойно ответил Мася: -Я ее успокоил вроде.
-Лучше бы ты бросил шмалять из окна,- сказал тогда Лысый.
–Точно, не пришлось бы тогда никого успокаивать. И трястись, ожидая, пока нагрянут мусора.
На этом история со стрельбой закончилась. И началась совсем иная, затяжная эпопея.

Кстати, забыл добавить, патроны разрывные. Не дум-дум, конечно, но все равно, серьезная штука. Я с удовольствием поменял бы их на холостые или газовые, но тогда придется засветить пистолет, что может повлечь за собой неприятные последствия. К примеру, приход полиции. Хотя, если нагрянут менты, я просто возьму пакетик от лекарств за ручки, высуну руку в окно сквозь решетку и закину пистолет вместе с патронами на крышу. Пусть потом доказывают, что он мой. Ведь отпечатков пальцев на нем нет.

Честно говоря, я боюсь, что этот пистолет еще не раз выстрелит. Причем боюсь потому, что скорее он выстрелит в меня, чем во что-нибудь иное.
Но нет, я не грежу пистолетом. И вроде бы не хочу убивать себя. Но чем дальше живу, тем отчетливее вижу, что у меня просто нет иного выхода. Все к тому идет. Когда это произойдет, сказать не берусь. Но он выстрелит. Я это знаю, я чувствую. Но все же пусть пока подождет, полежит. Хотя он и так лежит.

Лежит и ждет своего часа.