Вы когда-нибудь видели, как смеются с той стороны? Это лучше один раз увидеть. Вам не разобрать их лиц, видны лишь быстро сменяющие одна одну, как замедленные кадры,  самые всевозможные улыбки. Зачем они улыбаются? Улыбки скользят и переливаются блестками змеиной кожи, а может это кто-то пересыпает жемчужный бисер из ладони в ладонь. И я понимаю, что улыбка – это лишь еще одна их уловка, чтобы я как загипнотизированный сделал шаг в сторону нежной паутины безумия. Скоро вы замечаете, что их лица смеются. Теперь нужно отойти в сторону, чтобы не стать на линии их божественного огня.

В их мимике, этой пляшущей зыбью поверхности кривого зеркала нет тонкой иронии и грубо плетеного сарказма, нет мягкой доброй улыбки, нет укола ухмылки злобы, нет и оскала или милого взгляда, а есть только смех. Я вижу его пестрым, как тысячи развешанных на деревьях разноцветных лоскутов шелка на ветру, как стаю тысячи вспорхнувших птиц, пересекающих одинокий солнечный луч, как рокот горящего реактивного топлива среди молчания экспертов. Мне хочется спросить, почему они это делают, что смешит их внимание, что веселит их сущность. Расскажите мне свой анекдот. Но они говорят лишь то, что я еще слишком разумен. И только этот смех, этот безумный смех. Порой он невыносимо тяжел. Я закрываю уши и пытаюсь его пересмеять.

Конечно, трудно забыть, что плата за вход – разум, я уже выучил урок про то, как сознание выходит за предел. Но билет на пароход в одну сторону липнет к моим рукам, а может, я так сильно к нему привязан, что он сам находит меня. Я бросаю его, грубо скомкав, в серый сугроб, но он возвращается мне почтой в белоснежном конверте с извинениями за беспокойство. Моя зажигалка превращает его в пепел за считанные минуты, но вот мне протягивается открыто человеческая рука и в ней новенькая хрустящая купюра с тем же номером, с еще необорванным  краем «контроль». Я не говорю, что это плохо. И не верю тому, кто в этом меня убеждает. Не важно тихо или шумно вокруг, но разве слышать этот смех хуже, чем быть глухим. Разве не понятно, что галлюцинация  - это шутка и за ней как за ложью тоже спрятана своя доля реальности.

Когда эго открывает двери моей квартиры, то оно распадается на части как мечта шизофреника, как сломанный будильник, пытавшийся лишь выполнить свою работу, но брошенный об стену, так крошится сухое печенье на завтрак под ногами или зуб, попавший на камень. Когда эго в гостях, хозяин смеется, словно нарочно, когда я пытаюсь отшутиться. Он говорит мне, что я веселый человек. Неужели это так выглядит со стороны? Это – нелепо, это не настоящее безумие, а только притворство. И мне нужно быстрей проникнуть в зал волшебного кинотеатра. Мне смутно видятся лица зрителей, они все смеются, как заведенные, как сумасшедшие. И мне кажется, что самые веселые люди, это самые несчастные люди. С ними что-то произошло. Они смотрят не комедию. Черт возьми, я не могу видеть, что на экране, я вижу только искаженный от смеха зал. В блеске их расширенных зрачков видна лишь перевернутая микропленка. А на моем билете не проставлена дата.

И мне хочется спросить у богов, что же произошло с ними такое, что они стали такими несчастными. Или может быть они тянут по капле полную чашу полынного сока перед тем как выпить свою сладкую амброзию? Может они проходят все мертвые пески Вселенной перед тем как ополоснуть свое лицо пригоршней прохладной воды из источника жизни? Ради чего, если можно все, все на свете, ничем неограниченное и никем не остановленное? Мне нужен серьезный ответ, четкий и обоснованный, убеждающий и принуждающий видеть его ясно и прозрачно.

Что они делают в ответ? Правильно! Они смеются.