В то незабвенное лето тысяча девятьсот восемьдесят второго года мне было девять лет. Я закончил второй класс. Мои родители – инженеры одного из местных заводов – собирались провести отпуск в Ялте. Именно туда выделил им долгожданные путёвки заводской профсоюз. Мы все ждали этой поездки с огромным нетерпением, ведь каждый советский человек хотя бы раз в жизни должен был отдохнуть в Крыму. Однако профсоюз посчитал советскими людьми не всех членов нашей семьи. Кто-то один в их число явно не входил. Путёвок нам выделили лишь две.
Несколько дней мы безутешно горевали. Отец даже сказал:
- Ну и вообще не поедем. Если не все, то тогда не надо ехать.
Но благоразумная мать рассудила иначе.
- От путёвок отказываться нельзя. Мы их три года ждали. Просто надо решить, кто из нас не поедет.
Папа грустно вздохнул. Он понимал, что самая реальная кандидатура на вылет – это он. Мать дома оставлять нельзя – она женщина. Советские люди женщин не обижают. Ну а я – ребёнок, мне все радости жизни прописаны по закону.
- Ладно, езжайте, - благородно сказал он нам. - А я здесь как-нибудь перекантуюсь.
Так поначалу и решили. Но несколько дней спустя, после ночных консультаций, шёпот которых доносился и до моей комнаты, родители мои кое-что подкорректировали.
- Володь, - сказала мне мама, - а ты действительно хочешь поехать в Ялту? Очень-очень?
Поехать в Ялту я хотел как никто другой, но её вопрос и интонация заставили меня почувствовать недоброе. Я понял, что родители сплавляют меня.
- Хочу, - робко ответил я. – А что?
Ужасно смущаясь, мама начала сбивчиво объяснять мне свои взгляды на мой отдых.
- Ты тётю Марину помнишь, Володь? Она приезжала к нам как-то. Моя старшая сестра, она хорошая, вы же дружили с ней, в карты играли…
Тётю Марину я помнил хорошо, но какое она имела отношение к летнему отдыху до меня дошло не сразу.
- Знаешь какая она весёлая! С ней никогда скучно не бывает, всегда что-нибудь новое придумает. Так вот, может тебе у неё месяц пожить? Там, во Владимире, знаешь как красиво! Памятники старины, природа. Речка тоже есть, друзей новых заведёшь…
Жалостливо, готовая расплакаться, она смотрела на меня. Я пребывал в недоумении лишь несколько секунд.
- Хорошо, - ответил я спокойно и твёрдо. – Я всё понимаю. Вы любите друг друга и вам хочется провести отпуск вместе. Я согласен поехать к тёте Марине.
Мама от моих слов разрыдалась. Бросившись ко мне, она погрузила меня в свои объятия, стала целовать и не переставая бормотала:
- А с тобой обязательно съездим. На следующий год. Все втроём.
- Конечно, мам, - ответил я, чтобы успокоить её.
Несколько дней спустя меня отправили во Владимир. Ехать на поезде мне предстояло одному – ни мать, ни отец проводить меня не могли. Тем же вечером они вылетали в Крым.
- Ради бога, Володя, - накручивала меня мама, - никуда из купе не выходи! Я женщине, соседке, сказала, чтобы она за тобой присмотрела. Женщина пожилая, хорошая, слушайся её. Господи, что я делаю! – смотрела она в отчаянии на папу, - отправляю глупого ребёнка одного на поезде!
На «глупого» я обиделся. Мне уже побыстрее хотелось уехать.
- Да ладно, - сказал папа. – Тут ехать-то всего шесть часов. В четыре уже во Владимире будет. Ничего с ним не случится.
Заплаканная мама долго махала мне в окно и что-то кричала. Я, к некоторому своему удивлению, не чувствовал никакой печали от расставания с родителями. Совсем наоборот – самостоятельность и свобода, свалившиеся вдруг на меня, необычайно мне нравились. Часы в поезде пролетели незаметно. Правда соседка по купе, которой мама поручила заботу обо мне, оказалась вредной и к исполнению своих обязанностей отнеслась с нездоровым рвением. Даже в туалет меня провожала. Стоя у дверей, окликала - не случилось ли чего.
Тётю Марину я любил. Она действительно была весёлой. Кроме всего прочего с ней у меня был связан эпизод, который долгое время не давал мне покоя. Дело в том, что я как-то раз видел её голой. Она гостила у нас года три назад и однажды после душа переоделась прямо при мне. Было уже довольно поздно, я лежал в кровати и должен был спать. Она вошла в комнату и, не обращая на меня внимания, скинула халат, чтобы одеть одно из привезённых с собой платьев. Платье она выбирала долго и я имел возможность разглядеть её во всех деталях. Видимо она услышала моё сопение, которое стало громогласным, и повернулась ко мне.
- А ты не спишь, оказывается, - сказала она. При этом совершенно не пытаясь прикрыться.
Я дико засмущался, отвернулся к стенке и даже накрылся одеялом, чтобы скрыть свой стыд. Тётя Марина рассмеялась, через одеяло потрепала меня по голове и сказала:
- Не смущайся. Ничего тут такого нет. Жену свою каждый день будешь такой видеть.
Ах, как же я хотел после этого повзрослеть и жениться!
Встречу с тётей Мариной я почему-то ожидал с тайным трепетом. Мне казалось, что та волнительная ситуация, то возбуждение трёхлетней давности может как-то повториться. Чёрт возьми, я даже был уверен в этом! Как выяснилось позже, все мои ожидания подтвердились.
- Володя! Вовка! – махала мне на перроне какая-то женщина, в которой я наконец-то признал свою тётю. – Не тащи сумку, я возьму.
Она подбежала ко мне, обняла и несколько раз поцеловала, причём в губы. От неё исходила такая волна тепла, нежности и ещё чего-то запретного, название чему я пока что не знал, что у меня сладко защемило в пипиське. Она даже увеличилась в размерах. Да, тогда я уже испытывал эрекцию и регулярно занимался рукоблудием. С недавних пор из меня стала исторгаться какая-то мутная жидкость, весьма напугавшая меня поначалу. Но потом пацаны во дворе объяснили мне, что так и должно быть, что такое бывает у всех мужиков. И что даже – и это сразило меня наповал – из этой жидкости возникают дети.
- Как доехал? – спрашивала меня тётя, когда мы шли с ней к автобусной остановке. Она несла мою сумку и держала меня за руку.
- Хорошо, - отозвался я. – Даже не заметил, как приехал.
- Вот и молодец! Правильно сделал, что согласился поехать ко мне. Получше отдохнёшь, чем в Ялте.
Тёте Марине было тогда лет тридцать пять. Сейчас я понимаю, что это не возраст, но тогда она казалась мне ужасно взрослой и даже старой.
- А Лена дома? – спросил я её.
Лена была моей двоюродной сестрой и её дочерью. Ей было тогда четырнадцать лет. Мужа у тёти Марины почему-то не было.
- Лена в лагере, - сказала она. – В трудовом пионерском. У них какая-то отработка в этом году. Одну смену надо провести. Правда к концу у неё уже дело идёт. Вернётся через несколько дней.
Мы сели на автобус и поехали по улицам Владимира к тёте Марине домой. День клонился к вечеру, но было ещё солнечно. Из окна автобуса Владимир мне понравился.
- Тётя Марина, а у вас телевизор есть? – спросил я.
- Вот, не успел приехать, уже о телевизоре! Есть конечно.
- Здорово. Сейчас идёт чемпионат мира по футболу и сегодня наши играют с бразильцами.
Я был заядлым футболистом. Ходил в футбольную секцию и смотрел все матчи по телевизору. Чемпионат мира 1982 года проходил в Испании. Наконец-то, после перерыва, в нём принимала участие и наша сборная, сборная СССР, в которой блистал мой любимый футболист, полузащитник «Арарата» Хорен Оганесян.
- С бразильцами! – воскликнула тётя Марина. – Вот это да! Надо будет посмотреть. Только поздно ведь покажут наверно.
Матч действительно показывали поздно.
- Давайте посмотрим, а? – жалостливо взглянул я на неё.
- Посмотрим, конечно посмотрим. Тебе же не в школу, да и мне не на работу. И называй меня на «ты» пожалуйста.
Я кивнул в знак согласия.
Тётя Марина жила в частном деревянном доме на окраине города. Собственно город здесь и не казался городом, а скорее деревней. Вокруг, на всём протяжении улицы, стояли такие же деревянные дома.
Вечером мы сели смотреть футбол. Я буквально не находил себе места в предвкушении матча. Ожидания были тревожные. Во время предматчевой разминки, глядя как бразильцы, встав в круг, перебрасывают друг другу мяч головами, они лишь усилились во мне.
- Эх ты как! – уселась со мной рядом на диван тётя Марина. – Вот так мастера! Проиграют наши.
Она обняла меня за плечи. Я напрягся от этого движения, но тётя прижалась ко мне вплотную и очень по-дружески потрепала меня по спине.
Матч начался. В воротах у наших стоял Дасаев, в защите были Чивадзе, Сулаквелидзе, Демьяненко и Балтача. В центре поля - Дараселия, Шенгелия, Бессонов и Баль. В нападении играли Гаврилов и Блохин. Оганесяна в составе не было. Тревожные ожидания переросли во мне в твёрдую уверенность, что дело закончится плохо. Я даже не представлял, как можно играть с бразильцами без Оганесяна. У них вышли все звёзды: Сократес, Зико, Фалькао, Эдер. Я смотрел за матчем, открыв рот. Сердце колотилось в груди, губы пересохли. Я не видел ничего, кроме зелёного поля и мяча.
Отвлекшись на секунду от телевизора – а это был замечательный чёрно-белый «Изумруд» - я вдруг почувствовал, что тётина рука поглаживает уже не плечи и даже не спину, а мою талию. Она оттягивала резинку моих вельветовых шорт, а потом отпускала её. Резинка не больно стукала меня. Оттянув её в очередной раз, а заодно и резинку трусов, тётя запустила под неё ладонь. Я почувствовал кожей прикосновение её пальцев. Они медленно шевелились, поглаживая небольшой участок моей поясницы. Я никак не реагировал. Да и как я мог реагировать – тётя была взрослой женщиной и я обязан был её слушаться.
Время матча шло, тётина ладонь опускалась всё ниже. К моменту, когда наши забили гол, она уже гладила обе мои ягодицы и даже забиралась указательным пальцем между ними, почти касаясь анального отверстия.
- Го-о-ол!!! – завопил я и чуть было не вскочил на ноги, но вовремя вспомнил, что вскочив, могу ненароком освободиться от столь приятных мне ласк.
- Го-о-ол!!! – закричала и тётя Марина, но тоже сдержалась от бурного выражения восторга и руки из моих трусов не вытащила.
- Ай, молодцы какие! – восторженно качала она головой. – Неужели у бразильцев выграем?
- Играть ещё долго, - серьёзно ответил я. – Всё может произойти.
Автором забитого мяча был Андрей Баль. Я повеселел и перспективы этого матча виделись мне уже в более радостном свете.
Тётина ладонь совершила некое поползновение вперёд, погладив моё бедро. Мой юный пенис уже налился кровью и стал выпирать из-под шорт. Я засмущался и попытался как-то усмирить его. Тётя, как мне показалось, заметила это вздутие и даже улыбнулась. По крайнеё мере боковым зрением мне почудилось, что на её лице появилась именно улыбка.
«Вот бы она потрогала меня за пипиську!», - подумал я.
- Ну чё, Володь, с девчонками-то дружишь? – спросила она меня в перерыве.
Я рискнул посмотреть ей в глаза. Взгляд у тёти Марины был какой-то пьянящий, влажный. Это был взгляд, который обещал многое.
- Дружу, - как примерный октябрёнок ответил я.
Тётя Марина улыбнулась.
- Зажимаете их наверно на переменах? – продолжала она. – Щупаете?
Я смутился и направил взгляд в противоположную сторону.
- А-а-а!!! – прижала она меня плотнее. – Негодник ты этакий! Давай-ка, рассказывай.
Девочек в школе я конечно зажимал. Более того, это было моим любимым занятием. Жаль конечно, что все они отбивались от меня, я вообще одноклассницам не нравился, но рассказывать об этом тёте я разумеется не собирался.
- Нас в школе тоже пацаны зажимали, - сказала она. – Все девчонки возмущались, а вот мне это нравилось. Был у нас один такой пацанёнок, Алёшка, за одной партой мы с ним сидели, так вот он вообще меня всю общупал. Я поначалу для приличия отбивалась, а потом говорю ему: «Дам себя щупать, если ты дашь мне щупать тебя». Мне ведь тоже хотелось потрогать и узнать, как там у вас всё устроено. А он «нет» говорит, «не согласен». Для пацана ведь это западло, чтобы его девчонка щупала. Но потом желание в нём перебороло смущение. И стали мы друг друга на уроках трогать. Сидели на последней парте, никто нас не видит, а мы друг другу руки в трусы засунем и щупаем, щупаем… Он не умел ни фига, всё за бугорок меня тискал, а ниже не спускался. Но потом я его научила. Зато я его по полной программе удовлетворяла! Вот так схвачу – отпущу. Снова схвачу - снова отпущу.
Говоря это, она схватила меня за пипиську, отпустила, потом снова схватила. Сладостная истома разлилась по моему телу. Такого удовольствия я раньше не испытывал.
- Ого! – покачала головой тётя Марина. – Какой стручок у тебя! Дай-ка я на него посмотрю!
Свободной рукой она оттянула мои шорты спереди и выпустила пипиську наружу. Она была необыкновенно большой, такой я никогда раньше не видел её, я даже пришёл в ужас от её вида. Мне показалось, что тётя Марина станет сейчас смеяться надо мной, но смеяться она не стала. Она обхватила её ладонью и оттянула кожу с головки. Я больше не мог выносить такое удовольствие. Моя пиписька затряслась, по ней прошла странная дрожь и секунду спустя из неё исторглась та самая мутная жидкость, которая была мне так неприятна. Жидкость, в количестве, которое раньше из меня никогда не исторгалось, взмыла на мгновение вверх, а потом снова опустилась. На шорты, трусы, на диван и даже на палас.
Так стыдно, как в тот момент, мне не было никогда. Я думал всё: тётино презрение и ненависть всего человечества мне обеспечены на всю жизнь. Что нет мне прощения и лишь смерть может искупить мою вину. Но тётя отреагировала на моё непроизвольное исторжение абсолютно спокойно.
- Ну вот и брызнул уже, - улыбнулась она чуть-чуть. – Даже не наигрались. Пойдём на кухню, отмоемся.
На кухне она отмыла меня от спермы ( теперь, будучи взрослым дяденькой, я знаю, как называется эта жидкость ), подтёрла в зале пол и покрывало на диване. Она нисколько не сердилась, а лишь улыбалась мне.
Начался второй тайм матча. Мы снова уселись на диван и тётя, уже без лишних приготовлений, спустила с меня трусы до колен и продолжила играться моей пиписькой.
Выплеснув первоначальное, самое дикое напряжение, сейчас я уже мог контролировать себя. Тётя Марина взяла кожу вокруг головки двумя пальцами и стала нежно водить ими вверх и вниз. Первую минуту мне было это немного больно и как-то не очень приятно, но потом возбуждение вернулось ко мне. Пиписька снова стала увеличиваться в размерах. Тётя дула на неё и приговаривала:
- Вот он какой, вот он! Снова растёт, богатырь наш! Красный богатырь, советский богатырь!
Она положила мои яички на ладонь и пошевелила ей, словно пробуя их на вес. Потом поводила по мошонке ногтями, спустилась ниже и погладила пространство между яйцами и анальным отверстием. Я даже не ожидал, что прикосновение к этому месту принесёт мне столько удовольствия.
- Володь, - посмотрела она на меня. – А ты видел когда-нибудь пизду?
От этого вопроса и от неприличного слова «пизда» меня ударило в краску.
- Настоящую женскую пизду? Вблизи?
Настоящую женскую пизду вблизи я не видел.
- Нет, - сумел ответить я. Это было непросто.
- А хочешь увидеть?
Голова моя кружилась, по лбу бежали капельки пота.
- Хочу, - кивнул я.
Тётя Марина встала на ноги, задрала подол своего халата и встала передо мной.
- Снимай! – кивнула она мне.
Ах эти белые душистые женские трусики, никогда не забыть мне вас, никогда!
Дрожащими руками я стянул с тёти трусики и чуть не уткнулся лицом в обильные и ароматные лобковые волосы. Чтобы мне было удобнее разглядывать, она снова села на диван. Откинулась на подушку и раздвинула ноги.
- Наклоняйся, рассматривай, - сказала она мне. – И не стесняйся. Можешь даже потрогать.
Пизда скорее напугала меня, чем обрадовала. Я никак не ожидал увидеть все эти мясистые складки, поросшие завивающимся волосом. Она совсем не была красивой, эта пизда, да что там красивой, она была попросту безобразной! Но глядел на неё я разинув рот. Она чем-то привлекала, чем-то звала, манила. К ней хотелось прикоснуться.
Я протянул руки и погладил разрез, выползавший из-под складок. Тётя Марина коротко вздохнула и закатила глаза.
- Ещё, - шепнула она. – Сильнее.
Я, насколько умел, стал лапать её промежность. Тётя Марина, закрыв глаза, постанывала и просила трогать её ещё.
- Подожди, - остановила она меня, - я по-другому встану.
Она развернулась ко мне спиной и встала на четвереньки. Расставила пошире ноги.
- Засовывай туда пальцы, - через плечо посмотрела она на меня. – Весь кулак засовывай.
Я старался. Неумело, непоследовательно, нервно запускал я свою ладошку в большую пизду тёти Марины. Она стонала и даже начинала вскрикивать время от времени. Я чувствовал, как пальцы мои увлажняются. Из тёти Марины выделялся какой-то сок.
Я продолжал делать это до конца футбольного матча и даже позже. Матч сборная Советского Союза проиграла. Во втором тайме она умудрилась пропустить два мяча. Голы у бразильцев забили Сократес и Эдер. Наши тоже забивали два раза, но голы эти не засчитали. Виноват в проигрыше был конечно же судья. Впрочем, результат матча был мне уже малоинтересен. Сейчас меня занимало совсем другое.
Спать тётя Марина положила меня с собой. Мы не могли заснуть почти до самого рассвета. Она учила меня целоваться и ласково щекотала яйца. Я же получил доступ ко всему её телу. Однако я ещё не очень хорошо представлял себе, как нужно им распоряжаться.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ