Подающий надежды писатель Коростыкин Амадест Гавнодуевич имел свой маленький писательский секрет. Его сосед – Егор Макарыч Лаптев – был человек народный, простомужицкий и знал о жизни не понаслышке. Потому частенько за столом взболтнет чего-нибудь лишнего под водочку. Человеку ведь душу распахнуть тоже хочется, даже если он и телом коренаст.
Чего-то там себе насупится и давай расписывать, словно художник-передвижник какой по воображенью слушателя карябает. Амадест Гавнодуевич слушает – запоминает. А потом блокнотик распахнет, карандашик наслюнявит и давай скорописью страдать. На другой день уже и в редакцию бумажку снесет. Говорит, мол, извольте рассказик мой попотчевать, каким его находите, последнее слово, так сказать, современной народной технологии.
Гонорар получит и опять сабантуйчик устраивает, чтобы соседа разговорить. А Егору Макарычу оно ведь не сложно, хоть и на пенсии, а все же он не для литературы какой-то старается, а для человечьего понимания речь ведет.
Вот ему чего-то молодость вспомнилась:
-Эх, - вспоминает, - гулял я хорошо. Меня, считай, многие бабы знали. Но к каждой свой подход. Такого не было, чтоб я с бабой осечку дал. Ежели никак не идет, то сразу отказ. Чтоб ни бабу, ни себя лишнего не истязать. Ведь баба от этого дела вся как есть истязается. Бывало, что и насиловал. Заведу дуреху подальше, а она только глазами хлопает. Другая, бывало, пищит и дергается. А такая еще слаще.
-Неужели? – Амадесту Гавнодуевичу казалось, что монолог необходимо стимулировать, хотя Егору Макарычу того не нужно было совсем, в нем не монолог внутри сидел, а живое сердце билось.
Ясное дело, что писатель Коростыкин, вполне осваивая белые пятна копирайтерства, лишь слегка, как ему виделось, злоупотреблял плагиатом, ведь молчаливое незнание Егора Лаптева нисколько не превращало писательский труд в теневую продукцию.
-А я и власть завсегда наебывал, - продолжал Егор Лаптев, - мне государство ничто, если в кармане пусто. Хоть ты мне правителя в мавзолее выкладывай, хоть на кресте его распинай, а мое кровное мне дай, что природа сверх паспорта положила. А потом и поговорим. Потому я таким обманом никогда не гнушался. Загоню машину к подельщику в гараж, разгружу, а потом ищи, не мое дело, что я сторож грузу, что ли. Понятно дело, что сразу в подозреваемые. Но доказательств нету. Одни косвенные улики. А на нет и суда нет.
Потом еще стаканчик пропустит и едет дальше:
-Некоторых, что как муха назойливая, бывало и в расход пущу. Кого в прорубь засуну, весной не скоро сыщут, а кого мурашам скормлю, те твари прожорливые. Разные методы знаю.
И это пишет в свой рассказ Амадест Говнедуевич. И в редакцию несет, печататься спешит, спешит получить денежный знак под видом вознагражденья. Спешит Иудушка получить свои тридцать серебряников. Да и на двадцать пять согласится.
Но заметил вдруг Егор Макарыч, что ни с того, ни с сего люди знакомые его стали сторониться, а некоторые незнакомые и шарахаться. Ничего не понимает Егор Макарыч, что за дела такие. Одевается ведь прилично, в кулак сморкается и одним пальцем в зубе ковыряется, а не всей пятерней как некоторые.
Вот как-то по рынку идет, вышел папирос себе покурить приобрести, смотрит - книжечки какие-то люди покупают. Вдруг ему тоже чего-то печатного захотелось, грамота сама просится. Подошел ближе, даже и очков не надо, глядит и видит: «Рассказы уголовника Мураша», автор Амадест Говнодуевич Коростыкин. А на обложке его – Егора - портрет во всей красе и почему-то с рожей зверской.
Без единого восклицательного звука прочел книжечку Егор Макарыч и пошел к писателю.
-Поехали на рыбалку, Амадест Говнодуевич, погодка хорошая.
-Поехали, - согласился Коростыкин.
И вот едут они едут на мотоциклетке, долго уже, что Амадест Говнодуевич задремал в коляске. Потом просыпается и спрашивает:
-А чего это мы без удочек поехали?
-Мы на мурашей ловить будем, - отвечает ему Егор Лаптев.
-Как это на мурашей?
-А вот так.
Тут Егор Макарыч мотоциклетку приостановил, да как врежет писателю кулаком по макушке:
-Вот тебе про меня книжки гадкие писать, а вот тебе за уголовника!
Писатель прямо на месте и обгадился. А Егор Макарыч его связал, кляп ему из носка скомкал да в чащу поволок. Амадест чего-то мычит, глаза вытаращил, а Лаптев его бросил рядом с муравейником и сказал на прощанье:
-Теперь тебе будет новый рассказ об чем писать. Ежели выберешься. А не выберешься, то не обессудь, талант твой весь мураши растащат, сам же пишешь, что это твари дюже прожорливые.
Да как скорчит ему рожу зверскую, прямо как на портрете книжном, ну просто вылитый уголовник.