Со мной в купе ехал сраный хохол с золотыми зубами и две суки из Масквы. Чтобы как-то их различать пришлось придумать им оригинальные никнеймы. Одну я окрестила Сука из Масквы, вторую Масковская сука. Суки вяло жрали крабовые палочки и листали какой-то цветастый журнал.
Сраный хохол обращал на себя внимание и тер девкам про своего сына, который живет в Маскве. Он такой гордостью говорил про то, что его чадо зарабатывает аж 700 сраных долларов в месяц. Его перло от того, что невестка нашла классную работу. Она – Продает Куры Гриль. Девки презрительно давились резиновыми крабовыми палочками и отворачивались в окно. Им было стремно с ним разговаривать. Сраный Хохол этого не понимал. До него не доходило, что он кому-то может быть неприятен, и щиро улыбался своими золотыми зубами. Он выяснял почем в Маскве сало, Блять. Мне было невыносимо стыдно. Не за Суку из Масквы, которая не знала почем у них сало. Мне было стыдно за эту щиру улыбку, которая рассказывала о том, что продукты надо покупать в Украине - дешевле, блять. Он достал из позорной клетчатой сумки гребаное сало, пересыпанное солью и начал всех угощать.
«Спробуйте, дивчата, у вас там такого нема»- золотые зубы озаряли гребаный поезд мойгребаныйроднойукраинскийгород-Киев-Масква. Масковская сука кривилась, но сало жрала. Я смотрела на ее кривой рот и ненавидела Россию.
Мне было стыдно за всю нашу гребаную Украину. За всю нашу эту щиристь, которая воспринималась масковскими сучками так свысока. Как должное. Бля, давайте, братья наши меньшие, сало. Оно нам нахуй не надо, но вдруг пригодится?. Давайте, бля, девок помоложе. Чтоб нам масквичам было кого трахать на Тверской. Хули нам отказываться, если вы сами ноги раздвигаете и предлагаетесь со своей дебильной щирой улыбкой. Сука из Масквы и Масковская Сука даже не пытались вести себя вежливо.
Сраный Хохол тихо ужрался горилкой и полез спать. Он купил девкам постели. Себе покупать не стал. Положил под голову грязную серую подушку. Суки начали говорить про свою Маскву. Они еще говорили о том, что в Украине делать, бля нечего – села одни, деревни, кукуруза. Культуры никакой.
Мне было стыдно за Украину. Стыдно за гребаный поезд и за однообразные поля и лесопосадки за окном. Мне было стыдно за себя. Стыдно от того, что я просто смотрела в окно и не рвала на груди вышиванку за свою Родину. Мне было просто в лом. Меня так выебали в моем родном украинском городе, что болел каждый миллиметр моего украинского тела. Выебал меня украинский парень. И у него нет золотых зубов. Он не носит вышиванку и оселедец. В Украине есть такие. Только хули я буду рассыпать бисер перед этими свиньями масковскими? Они жрут свои ненастоящие палочки и не понимают, что их самих просто не существует. Есть Украина и есть Россия. А поезд, который, плавно покачиваясь, разрывал пространство, всего лишь «глюк наркомана Петрова» (Глюк и Петрова спиздила у Пелевина).
Суки глазели в окно и даже не подозревали о том, что я их пять минут назад стерла своим огромным ластиком. Хохлу я дорисовала вуса и еще одну сумку с несколькими килограммами сала. Сумку, которая превратилась для меня из позорной авоськи в Символ Всей Украинской Души. В Символ Масковского Бездушия. Я гордилась этим Сраным Дедом. Гордилась тем, что я в свое время заплатила когда-то непомерно большие для меня 100 долларов, за отказ от Масковского гражданства. И еще я гордилась тем, что не стала ничего говорить тем дурным телкам. Смешно говорить с тем, кого не существует. Что проводник подумает?