Что же делалось с женщинами в окутанном тайнами особняке? Что вытворяли с ними Мудинеевы? Какой страшный секрет не желали раскрывать возвращающиеся домой жёны, и почему отмалчивались они на все вопросы?..
- За что? Я же вам ничего не сделала! - Ирина отступила назад.
- Значит сделаешь сейчас! - засмеялся Олег и передал ей лопату, - копай!
Ирина взяла новую остро отточенную штыковую лопату и принялась копать. На руках сразу вздулись кровавые волдыри.
Юра включил музыку на прихваченном с собой транзисторе и, сев на траву, закурил.
- Тебе нравится как она копает? - спросил у него Олег.
- Медленно копает, - Юра махнул рукой, - вспотела вся нахуй. Давай ты копай, теперь твоя очередь.
Олег не оценил шутку. В любом случае он не хотел копать.
- Пусть лучше она дальше копает, не ебёт, что вспотела.
- У меня уже волдыри вздулись, - подала голос Ирина. Она выглядела сильно уставшей. - Я сильно устала.
Юра поднялся и забрал у неё лопату. Все в округе знали, что у него есть пистолет. Юра вытащил вышитый шёлковый платок, обтёр лопату от ирининого пота и передал инструмент Олегу.
- Копай.
Олег принял лопату и смеясь всучил её Ирине:
- Слышала, что Юра сказал? Вперёд нахуй!
- Я вся вспотела! - запротестовала Ирина, отступая назад.
Затем вдруг набравшись решимости, с неизвестно откуда взявшимися силами, она взмахнула лопатой и со всей дури переебашила ею по черепу Олега! Остро отточенный штык, блеснув на солнце, разрезал воздух и вонзился для начала в районе левой щеки, потом продолжая траекторию, снёс добрую половину лица. И сопровождаемый брызгами крови штык покинул голову Олега как объект поражения и окончил своё энерционное движение, воткнувшись в землю у ног Ирины. Даже музыка из транзистора притихла...
Ирина неожиданно для себя осознала, что ей начинает нравиться происходящее. Перешагнув через упавшего со сдавленным стоном Олега, она направилась к Юре.
Ситуация резко поменялась, и Юра это понимал.
- У меня пистолет есть! - предупредил он, отступая назад.
Ирина молча надвигалась, занеся потными волдырявыми руками лопату.
- Похуй, давай я сам буду копать! Давай сюда лопату!- попытался Юра сбить её с толку и ловко, быстро выхватил из-за спины пистолет.
Но Ирина отреагировала моментально.
Юре даже показалось, что время внезапно замедлило свой ход. Пока он вытягивал руку с пистолетом, взводя курок, Ирина произвела красивый, будто уже тысячи раз до этого отработанный взмах лопатой и устремила забрызганный олеговой кровью штык в направлении противника. У Юры даже хватило времени удивиться, как быстро приближается острое лезвие, но это было последней его мыслью...
Крестьянин ошибался, считая, что угандошил всех Мудинеевых. Ошибался ровно на два человека - это были два брата Геральд и Антон. Они прибирали свою аппаратуру, сматывали кабели и провода, зачехляли всё до следующего раза, когда Ирина наконец пришла в себя.
Она увидела себя лежащей на широкой постели в обнажённом виде и тут же узрела братьев Муденеевых, копошащихся невдалеке. Ирина почувствовала необъяснимый страх, охватывающий её. Сердце её заколотилось всё быстрее. Только что она под музыку транзистора с лопатой в руках крошила двоих садистов, и вдруг она здесь - голая, ничего не понимающая, испытывающая животный ужас перед этими людьми.
- На, одевайся! - Геральд Мудинеев бросил ей её одежду. - Скоро муж придёт.
Ирина схватила бельё и, одеваясь, пыталась осмыслить что же произошло. Воспоминания о последних двадцати четырёх часах были стёртые, смутные, и самое яркое из них - с окровавленной лопатой - охватывало её сердце холодом.
Ирина не могла точно определиться - что делали братья с её телом, пока она лежала под воздействием их дьявольской техники. А с её телом что-то делали - в этом не было сомнений, она это чувствовала, она ощущала что-то странное, неуловимое, и одевала платье быстро, как будто желая убежать от отчуждённости всего, что находилось вокруг неё в этой просторной комнате в подвале.
Каких-то конкретных физических неудобств она не ощущала и только в охваченном пламенем мозге царила паника от страха, неизвестности и стыда.
Пока Крестьянин ездил в город по делам, братья Мудинеевы расклеили в деревне плакаты, из которых следовало, что обычай не только не отменён, но и впервые будут введены новые правила. Теперь женщин надлежало поставлять к их особняку не раз в месяц, а раз в неделю. Уклонившихся от выполнения обычая ждала суровая кара.
И действительно, когда местный тракторист Капутин Вальдемар не предоставил свою жену, той же ночью прогремел тяжёлый глухой взрыв, перебудив всех в деревне.
От капутинского дома осталось одно дымящееся пепелище.
Больше нарушителей не было. Женщины снова покорно шли в сопровождении угрюмых мужиков к мудинеевскому особняку словно на заклание.
Через месяц вернулся из города Крестьянин. В забрезентованном кузове ЗИЛа аккуратно были сложены тёмно-зелёные ящики с аммуницией, мешки с одеждой, папиросами и жратвой. Времена, когда муку, мясо и картошку из деревни везли в город, давно прошли. Ежегодная засуха смела все прежние устои. Теперь сельчане вынуждены были наведываться в город, чтобы не подохнуть с голоду. Не все конечно, но большинство.
С внешним спокойствием воспринял Крестьянин новости о гибели семьи Капутина и возобновившемся обычае...
Антон Мудинеев скинул халат и встал под душ, вздрогнув под горячими упругими струями. Он мысленно анализировал сегодняшние успехи и прикидывал какой бы новой варварской изощрённостью приятно удивить самого себя в следующий раз. Кстати, надо будет предложить Геральду новое правило: не одну женщину в неделю, а две - чтоб на каждого!
Это ведь тогда совсем новые горизонты открываются! Все самые дерзкие мечты осуществятся!..
Антон намыливал голову спермообразным "хэд-энд-шоулдерсом" и не слышал, как в душевую комнату проник плечистый небритый тип в джинсовой рубахе и с папиросой, лениво дымящейся во рту. Конечно это был Крестьянин.
В правой руке он держал длинный кинжал-косторез из настоящей дамасской стали. Разумеется братья Мудинеевы были не лыком шиты. И кое в чём они даже превосходили Крестьянина, но сегодня удача была не на их стороне.
В данную минуту, пока Антон принимал душ, Геральд находился в подвале, в той самой комнате, в которой они несколько часов назад развлекались с Ириной, и в прекрасном настроении готовил новые преператы на следующую неделю. Планов у них с Антоном было много.
Вобщем слышать, что творится наверху он не мог.
Антон, закрыв глаза, мыл голову, как чья-то жилистая рука с закатанным рукавом схватила его за шею и грубо выдернула из душевой кабины.
- Обсчитался я с вами пидорами, сынок! - Антон узнал голос Крестьянина и открывать глаза расхотелось.
Но они открылись сами, когда острый кинжал упёрся в кадык.
- Ты совершаешь охуенную ошибку! - заорал Антон, надеясь, что его услышит Геральд. Но Геральду было по хуй. Он вдохновенно улыбался в подвале и весь был в работе.
- Предъяви сначала! В чём я виноват! - начал заходиться Антон.
Пришлось Крестьянину успокоить его ударом левой в челюсть. Хороший был удар, крепкий, несмотря даже на то, что произведён был в треть силы.
- Да не ссы ты! - и его кинжал начал углубляясь взрезать кожу на горле брата Мудинеева.
- А-а-а-а-а! - тот припал на колени и стал захлёбываться.
Крестьянин отнял свой тесак от кровоточащей раны и занёс его над головой Антона.
- Господи не надо!
Но клинок кинжала уже пришёл в движение вертикально вниз, и в следующее мгновение остриё с треском пронзило черепную кость в районе темени. Кинжал на всю "рабочую" длину вошёл в голову Антона как в арбуз!
Крестьянин нахмурился.
Выплюнутая папироса упала на залитое кровью лицо.
Оставался последний член семьи Мудинеевых. И был он самый хитрый, самый ловкий, и самый короче крутой из всех и, пожалуй, единственный из всех не боялся Крестьянина, потому что знал как надо правильно действовать.
Крестьянина это однако не ебло. Он спокойно спустился в подвал и с любимым пулемётом в руках подошёл к вышеописанной комнате.
Геральд уже ждал его. Он каким-то инстинктом почуял приближение врага и, схватив автомат Калашникова офицерского варианта (модель со складывающимся прикладом), придвинул к себе полупустой ящик с лимонками, залёг за кроватью и приготовился.
Крестьянин тоже кое-что соображал в тактике. Для начала он забросил в комнату пару дымовых шашек. Мог бы и газовые бросить, но не стал по каким-то своим соображениям.
Сквозь стелящийся по комнате дым Геральд проорал:
- Ты думаешь, что ты супермен! Может быть! Но только я эту программу уже прошёл! Мне такие гусары как ты рёбра ломали, печёнки-селезёнки отбивали, свинцом и огнём меня поливали, а я их всех пережил! И сука тебя переживу!
- А мне похуй! - долетел ему в ответ бас Крестьянина.
И по ответу этому, долетевшему из дыма, сообразил Геральд, что Крестьянин уже где-то близко, и орать больше нет смысла, и что шансы на выживание для него резко уменьшились. Словно игрок в шахматы, он сделал неверный ход - поддался искушению обосрать противника, и обосрался сам.
Тёмный силуэт Крестьянина выплыл справа и тут же на Герольда Мудинеева обрушился смертельный шквал огня.
Дуло пулемёта безжалостно рванулось к Геральду ослепляющей очередью пуль, тело его взрывалось в месте попадания каждой из них, и через секунду от последнего из Муденеевых остались лишь куски мяса, разбросанные по комнате, среди осколков стекла, обломков штукатурки и пустых гильз.
Крестьянин остановился.
Принеся из ЗИЛа, стоящего в залеске у особняка, канистры с бензином, он аккуратно подготовил здание к сожжению. Обычай никогда не должен был возродиться!
Через пять минут Крестьянин, прикурив от увесистой металлической зажигалки, уезжал прочь на фоне горящего особняка на берегу озера. Уезжал в деревню, чтобы сообщить всем Иринам и всем Маням и Дашам и Наташам, короче всей женской части деревни от 20 до 40 что они теперь реально свободны, и что вобще вся деревня больше не от кого не зависит...
Крестьянину эта мысль показалась интересной. Можно ведь сделать, что деревня будет зависить от него.
Поставить свои правила. Ввести обычай...
- Сынки, - равнодушно пробасил Крестьянин и прибавил газу.